Альфонз Беднар - Современная словацкая повесть

Меня трясло, от слабости я вся вспотела. Длилось это около часа. Наконец я уснула. Я летела по воздуху, силой воли управляя своим движением, — поднялась над дедушкиным домом, потом повалилась набок, как деревянный божок, но продолжала быстро нестись в том же направлении, в ушах свистел ветер. Я боялась, что сила воли иссякнет и я упаду на землю, от страха я и в самом деле стала осязаемо снижаться, но, быстро придя в себя, снова набрала высоту. Меня пугали провода высокого напряжения, тянувшиеся слева и справа к горизонту. Я отправилась в далекие-предалекие края — к самому морю. А над морем полет стал невыносимым, в воздухе носились все, кого я когда-либо знала и мнением которых дорожила, — все передвигались в свободном парении, одна я была деревянным истуканом и могла шевелить только губами да ворочать глазами. Рядом пронеслась еще одна такая же деревяшка — одноклассник из гимназии, который бросился под поезд. Раны его истекали кровью, и все смотрели на него, словно указывали пальцем.

И вдруг, к превеликой своей радости, я очнулась. Я ликовала: пусть отец отругает меня, мне будет мучительно стыдно, но я — живу! И это было потрясающе! Все мои прежние беды сразу показались такими мелкими! Смешно, но мне захотелось заново проштудировать социометрию — вдруг пришло в голову, что я могу открыть что-то важное. Но об этом я тебе уже не скажу.

Наступила тишина. Я включил радио. Вспыхнул мягкий зеленовато-желтый свет.

— Иван! — Яна протянула ко мне руку.

Я встал и подошел, погладил тыльной стороной руки запястье. Только сейчас заметил я в уголке ее глаза дрожащее отражение зеленого огонька и тянувшуюся вниз бороздку от просыхающих слез.

Она резко села, встряхнула головой, закинув ее назад, чтобы привести в порядок рассыпавшиеся волосы, и натужно-веселым голосом воскликнула:

— Я просто безмозглая курица! А как ты выдержал первый психоаналитический урок? Лично я вполне сносно.

Она полезла в сумочку, стала рыться в ней, и я протянул ей свой носовой платок.

— Ну, чего ты стоишь, Лот? Наливай!

Я налил.

— Чокнись со мной, — попросила она и встала коленями на табуретку.

Чокнулись.

— А теперь поцелуй меня! В губы!

Жена Лота тоже была не на высоте. Я посмотрел ей в глаза. Она смутилась? Ничуть! Яна-то? Она притянула меня свободной рукой за локоть:

— Тебя же не убудет.

То был наш первый поцелуй. А после поцелуя ничего как будто и не произошло. Так уж и ничего?

Не знаю, как это бывает у других, но со мной было ужасно.

Я бесновался, как голландский адмирал в англо-бурскую войну. Я отказывался верить, издевался над собой, обзывал всячески себя и окружающих, чем приводил их в недоумение, поскольку они не знали и не могли знать причины. Яна! Везде и всюду Яна! Иду я, скажем, по улице — вот такой цвет нравится Яне. Уставлюсь на рекламный плакат — у Яны ноги красивее и длиннее! И грудь у Янки красивее. Ах, черт, так неужели же «Янка»?..

Я поймал себя на том, что утром долго перебираю галстуки, сам с собою веду разговор морской флажковой сигнализацией, наконец выбирал тот, что поначалу оставил на вешалке. Раньше я брился от случая к случаю. А теперь обзавелся целой батареей всевозможных кремов для бритья, водичек и прочего черт знает чего. Пани Илона, которую я приглашаю за небольшое вознаграждение на мелкие услуги, захлопнула разинутый от изумления рот, видимо, лишь через неделю.

Вот напасть на мою голову! Лучший способ самоистязания, говорил один парень, с которым я когда-то учился, — изнуряй себя заботами! Сушит забота, а не работа.

И я тряхнул стариной, взялся за заброшенные было дела. В течение недели пустил в оборот двести тысяч и занялся виллой, стоившей без четверти миллион. Какая, спросите, прибыль? Сто пятьдесят тысяч. Рекордная сумма за половину месяца.

Избегая Яну, я все же не мог обходить ее любимые места в городе, где мы гуляли вдвоем. «У Михала» я увидел ее сидящей ко мне спиной и, забежав в «Ориент», вернулся со свертком, который передал для Яны через кельнершу, — там было серебряное зеркальце на длинной ручке, оно ей нравилось…

Не спорю, попытка подавить чувства выглядит сентиментально, но помимо моего состояния здоровья (на которое я, между прочим, плевал с высокой колокольни) было немало еще других важных причин, из-за которых надо было погасить сжиравший меня огонь страсти — ради нас обоих…

Яна поселилась в моих снах, это было мучительно.

Теперь, увы, мне приходилось продлевать свои прогулки по городу или отправляться спать в подвальную квартирку, потому что Яна подкарауливала у ворот моего дома.