Альфонз Беднар - Современная словацкая повесть

— Ну что ты…

— Тоскливее, чем здесь…

— Поскорей бы уж все это исчезло с лица земли, радуйся, что дожила до этого, — воодушевляла ее дочь.

— Ты серьезно так считаешь?

— Именно так.

— Но ты же выросла здесь!

— И что из того?

— И тебе не жалко?

— Жалко? Чего? Этих прогнивших стен?

— Когда здесь уже ничего, понимаешь, ничего не останется, разве тебе не грустно будет вспоминать обо всем, что окружало тебя когда-то?

— Нас окружала нищета, и по ней, по-твоему, я должна грустить?

— А по-твоему, ничего хорошего не было?

— Не знаю, как-то не думала об этом, может, еще и вспомню что…

— Каждый человек вспоминает — о плохом ли, о хорошем, — хочет или не хочет, а вспоминает. Пока живет, вспоминает…

— Ой, мама, мама, мне бы твои заботы, — вздохнула Зузанна. — Дай-ка лучше помогу тебе. С чего начнем?

— Оставь, я сама все сделаю, соберусь еще, успею, мне ведь завтра на работу не идти… Вот с утра и начну.

Усевшись в углу комнаты на стуле, дочь необычайно долго хранила молчание.

— Через две недели мы уже здесь вот так не посидим. — Матери не давали покоя мысли о надвигающейся перемене.

А дочь тихо, как мышонок, притаилась в углу, сидела, обхватив руками колени, подтянутые к подбородку, лицо какое-то встревоженное, бледное, состарившееся, и только сейчас мать обратила внимание, что нет на нем привычного слоя косметических выкрутасов, которые так украшают молодую женщину, маскируя и вместе с тем оберегая ее от помет неумолимого времени.

— Одна среди чужих, — продолжала сокрушаться мать. — Кто его знает, найдется ли в доме какой знакомый с нашей улицы…

Неподвижный взгляд дочери устремлен куда-то к двери и дальше, словно она увидела там что-то необыкновенное, мать даже резко обернулась: уж не вошел ли кто к ним во двор? Нет, только ветер шелестел листьями ореха, убаюкивая двор знакомой мелодией.

— Сколько же мучений нужно вынести, пока достигнешь хоть чего-нибудь, а зачем, собственно? — подала наконец голос Зузанна. — Ради кого? Ведь только ради этого сопляка! Чтобы он не обделен был во всем, как мы, когда начинали с нуля, чтобы молодым уже мог радоваться жизни, а он…

— Да хватит тебе ныть! Раз не приняли в институт, пойдет работать, как другие. Подумаешь, велика важность…

— Ты ничего не знаешь, мама… — Зузанна сидела, понуро опустив плечи, сжав губы и уставившись в пол.

— Поступит через год или после армии. Не беда, если вообще не поступит, только бы здоровеньким был. Чего ты сокрушаешься?

— Да дело не в институте… — вздохнула Зузанна. — Хотя я с самого начала говорила, чтобы он поступал в какой-нибудь другой… Но Тибор уперся, я, мол, все устрою, все улажу… Нате вам, уладил! Трепло!

— Лишь бы мир был на земле, лишь бы дети не умирали, лишь бы они подольше нас, стариков, пожили, — говорит мать скорее себе самой, чем дочери.

— Связался с какой-то шлюхой! С официанткой! Я ему говорю: удушу, если что натворишь… — негодовала Зузанна.

— Кто? Тибор?

— При чем тут Тибор? Наш сопляк!

— А я уж испугалась, думала, Тибор, — облегченно вздохнула мать.

— Уж лучше бы Тибор! — непроизвольно вырвалось у Зузанны.

— Замолчи! — осадила ее мать.

— Я ему говорю: удавлю собственными руками… А знаешь, что он мне на это? — Дочь с отчаянием посмотрела на мать. — Знаешь, что ответил этот молокосос? — Дочь на мгновение умолкла, переводя дыхание, и тихо добавила: — И в самом деле удавила бы!..

— С чего ты взяла, что он ходит со шлюхой! — урезонивала ее мать. — И если он с кем-то дружит, почему это надо видеть в черном цвете, может, дружба сама собой прекратится…

— Он же такой глупый, еще молоко на губах не обсохло! Ой, боюсь, мама, я этого не переживу! — всхлипнула дочь.

— Пусть даже она официантка, что из того? Зачем же ее сразу в шлюхи записывать? — Мать осуждающе посмотрела на дочь.

— Не в этом дело, мама, не только в этом… — Зузанна вся сжалась в комок. — Мне даже страшно сказать… — Дочь шмыгнула носом. — Ты знаешь, с кем он, паразит, таскается, знаешь — с кем?! — Лицо дочери болезненно скривилось.

— А ведь мы тебе не мешали, вспомни. Хотя ты совсем девчонка была. И Тибора мы тоже не знали, и разговоры о нем ходили не самые приятные…

— Тогда было совсем другое, мама, совсем другое! А этот наш идиот нашел себе внучку Банди! — простонала она с такой горечью, что у матери мороз пробежал по коже. — Внучку Банди! Банди! — повторила Зузанна, и уже не было такой силы, которая помешала бы ей разразиться давно подкатившими к горлу рыданиями.