Ян Ленчо - Соло для оркестра

— Знаешь, какие у нее холодные ноги? — Он раздвинул полы палатки, и я увидел красивые босые ноги носильщицы.

Якуб вышел из палатки и хлопнул меня по плечу.

— Лезь к ней!

— Не хочу, — уперся я, а самого била дрожь.

Женщина убежала. И тут это случилось!

— Она говорит по-словацки, — сказал Якуб.

— Ты спятил, — засмеялся я.

— Знаешь, что она мне шептала? — Лицо Якуба вдруг вспыхнуло. — Люблю тебя, ты мой грибок, ты мой дубок, ты мой грибочек, ты мой дубочек!

Я чуть не потерял сознание, но не потому, что последние слова Якуб почти орал мне в ухо. В глазах у меня потемнело и голова закружилась оттого, что эти несколько слов, которые только что произнес Якуб и которые, как он уверял, шептала ему носильщица из Непала, эти несколько слов шептала мне на ухо Мария в самые интимные мгновения нашей жизни, лежа рядом со мной после жарких объятий… Когда ошеломление прошло и я немного опомнился, я подскочил к Якубу, схватил его за воротник и закричал:

— Ты спишь с Марией!

Якуб сперва засмеялся, потом стал серьезен, точно понял, что, сам того не желая, выдал себя.

— Я все тебе объясню, — сказал он. — Зайдем в палатку.

Мы забрались в палатку. Легли рядом. Теперь уж не знаю, отчего я тогда так послушно ему подчинился. Наверное, и сам толком не понимал, что делаю. Впервые за время этой экспедиции мы закурили, хотя давали слово в Гималаях с курением покончить.

— Ты прекрасно знаешь, что мы с Марией росли в одном городе, на одной улице, учились в одной школе, правда, она пошла в школу значительно позже меня… — начал Якуб. — Словом, к чему зря тянуть. Как мужчина мужчине признаюсь: лет восемь назад, когда Марии не было и двадцати, я лишил ее девственности… Около года мы были близки, а потом разошлись. Два года назад я вас познакомил, а в прошлом году вы поженились… Вот и все!

Я долго молчал, думая о том, что сказал Якуб. На первый взгляд все сходилось, все казалось правдой, но я не мог избавиться от ощущения, что многого он не договаривает.

— А почему ты сам на ней не женился?

— Говорю тебе, мы разошлись. Как мужчина и женщина мы друг другу не подходили. Она меня не устраивала… Я люблю ее как человека, но жениться на ней не хотел бы… Не хотел бы спать с ней ни как любовник, ни как муж. Вы-то друг другу подходите, я знаю.

— Она до сих пор тебя любит, — сказал я.

— Ерунда! — чуть не выкрикнул Якуб. — Может, любит как старого друга, но как мужчину — только тебя!

— А почему вы скрыли от меня, что между вами что-то было?

— Это давние дела, — возразил Якуб. — Я познакомил тебя с Марией случайно, а когда увидел, как ты ею заинтересовался, уже не мог сказать… Почему позднее и вообще до сих пор тебе не сказала этого Мария — не знаю!

— Зачем вы оба от меня скрываете, что до сих пор любите друг друга? — не отставал я.

— Не болтай глупости! Спи! — буркнул Якуб и повернулся ко мне спиной.

В глазах у меня стояли слезы. Было страшно обидно. И тогда я решил: отомщу Якубу, убью его! Я вздрогнул, осознав весь ужас задуманного, и сразу понял, что никогда этого не сделаю… Но, может быть, Якуб хочет убить МЕНЯ? — лезли в голову назойливые мысли. Это тоже бессмыслица, я отверг и такую возможность. «Спи!» — приказал я себе. Однако всю ночь промаялся в каком-то полузабытьи. Утром мы с Якубом старались держаться, как будто ничего не случилось, но я понял, что в глаза ему, как прежде, смотреть не могу…

13 марта 1981 года.

Седловина Шиптона (4250 м над уровнем моря) встретила нас морозом и ветром. Я рад, что на пути к базовому лагерю возникло это препятствие. Оно помогает мне не думать ни о чем, кроме дороги. Дорога, дорога, дорога… Уже два дня я ни разу не взглянул на фотографию Марии. Такое чувство, словно я чего-то стыжусь. Стыжусь? Но мне-то чего стыдиться? И почему только мне?

С седловины Шиптона мы спустились глубоко вниз, в долину реки Барун-Кхола. При моем смятенном и взволнованном состоянии, старательно скрываемом от остальных, эта долина подействовала на меня как бальзам. Здешние субтропики растрогали меня. Когда я рассматривал какой-то неведомый мне прекрасный цветок, я заметил, что вдруг снова улыбаюсь. Потом почувствовал, что Якуб глядит на меня и тоже улыбается. Но ответить на его улыбку я не смог.

Шагаем вдоль реки Барун-Кхола по направлению к лагерю Тадоса. Медленно тащимся по долине, о которой Хиллари сказал, что на всем свете не видел ничего красивее. Он пробыл здесь целый год, искал в этих местах снежного человека йети. Но тщетно… Что, если бы я в теперешнем своем состоянии незаметно отделился от экспедиции и остался тут жить один? Может быть, и я превратился бы в йети? Вполне вероятно, что йети — какой-нибудь добровольный гималайский Робинзон.