Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

– Знакомого встретил.

Они нашли в вагоне два свободных места, сели, и Стивен уставился в окно на вокзал, медленно уплывавший назад.

Эллис закурил.

– Это походило на воскресные часы, когда ждешь, что колокола зазвонят к вечерне, – сказал он. – Я отдал бы все, лишь бы не возвращаться на фронт.

Стивен закрыл глаза. У него больше не было твердых мнений насчет того, что ему хочется делать, а чего не хочется. Пусть поезд везет их, куда положено.

На следующий день он пошел в штаб батальона, к полковнику Грею.

Увидев Стивена в дверях своего кабинета, служившего прежде гостиной фермерского дома, Грей отложил книгу.

– Садитесь, Рейсфорд. Увольнение хорошо провели?

– Да, сэр, спасибо.

– Боюсь, вашей роте придется завтра вернуться на передовую.

– Не возражаю, – сказал Стивен. Он перекрестил ноги, улыбнулся Грею. – Мы так и будем передвигаться туда-сюда. Пока все не кончится.

Грей нравился ему своей прямотой. Только склонность полковника к странным психологическим теориям вызывала у Стивена кое-какие сомнения.

Грей разжег трубку.

– На меня снова давят, требуя перевести вас на штабную работу – сказал он. – В этот раз вам придется дать согласие.

Стивен выпрямился:

– Я прошел такой путь не для того, чтобы бросить сейчас своих солдат.

– Каких солдат? – негромко спросил Грей.

– Тех, с которыми я провел больше двух лет.

Грей покачал головой, приподнял брови. Стивен тяжело сглотнул и уставился в пол.

– Их уже нет, Рейсфорд, – сказал Грей. – Нет. От вашего взвода осталось не больше двух человек.

Стивен провел языком по губам. В глазах его стояли слезы.

Грей сказал:

– Вы устали.

– Нет, я…

– И вы ни от чего не уклоняетесь. Я знаю, вы ходите в разведку, в дозоры. Слышал, вы даже спускались с минерами в туннель. Но дело не в этом. Вы устали душой, Рейсфорд. Разве не так?

Теперь головой покачал Стивен. Ответить он не смог. Давно уже никто не разговаривал с ним так сочувственно.

– Стыдиться вам нечего. Видит бог, вы сделали не меньше любого из офицеров батальона. И лучшее, что вы можете сделать теперь, это помочь штабу бригады. Там нужен ваш французский. Что пользы бегло говорить на нем в снарядной воронке?

– Это надолго?

– На несколько месяцев, не более. В рядах наших французских союзников назревают небольшие неприятности. Нам необходимо точно знать, что у них происходит, а уверенности в том, что они сами нам все расскажут, нет.

Стивен кивнул. Разумных поводов для отказа у него не имелось.

– Но сначала вы отправитесь в отпуск. От него вам на сей раз отвертеться тоже не удастся.

Уоткинс, денщик полковника, принес чай и ореховый кекс, присланный из Англии женой Грея.

Некоторое время они молча жевали, затем Грей сказал:

– Несколько дней назад во второй роте произошел неприятный случай с пленными. Слышали о нем? Был долгий, измотавший бойцов обстрел. После него они предприняли вылазку и взяли в плен дюжину бошей. А когда выяснилось, что им предстоит конвоировать пленных – пять миль под дождем, – солдаты отвели их в ближайшую рощицу и расстреляли. Командир закрыл на это глаза.

Стивен понимал: Грей внимательно наблюдает за его реакцией. Не исключено, думал он, что полковник просто-напросто выдумал эту историю, чтобы проверить его.

– Их следует отдать под трибунал, – сказал Стивен.

– Я думал, вы относитесь к нашим немецким друзьям с большей неприязнью, – сказал Грей. Шотландский акцент полковника немного усилился – это происходило всякий раз, как что-то его озадачивало.

– Отношусь, – согласился Стивен, опуская чашку на стол. Даже в штабе батальона чай отдавал бензиновой канистрой, в которых его сюда доставляли. – Самая трудная часть моей работы – заставить солдат ненавидеть их так, как ненавижу я. Когда нас отводят на отдых или в резерв, у них с этим все в полном порядке, но чем ближе мы подходим к передовой, тем чаще они заводят разговоры о «бедной немчуре». А хуже всего становится, когда они слышат, как немцы беседуют или поют, – вот тут я понимаю, что у нас начинаются серьезные неприятности. И мне приходится напоминать им об убитых друзьях.

– А вы, вы сами?

– Мне раздувать пламя ненависти труда не составляет, – ответил Стивен. – Я немцев не люблю. Меня научили чтить устав, а он предписывает офицеру кровожадность. Мне хватает воспоминаний о своих солдатах, о том, как они гибли и что делали с ними немцы.

Стивена охватило волнение. Он старался успокоиться, потому что мог в таком состоянии ляпнуть лишнего. Но думал при этом о брате Бреннана, который ушел несколько дней назад в дозор и не вернулся.