Илья Ильф - Двенадцать стульев [litres, Полная версия романа]

Но к весне 1925 года Шариков, воспитанный Швондером и буквально терроризировавший обитателей квартиры Преображенского, «обращен в первобытное состояние».

На уровне политической прагматики отсюда следовало, что «новый человек» если и будет создан, то без участия швондеров, потому что их стараниями чугункины могут стать только шариковыми. В общем, время Троцкого и его адептов истекло.

Что до реальности, то на исходе 1924 года в советских газетах шла яростная полемика с наркомвоеномором и его сторонниками. Кстати, вскоре была издана упомянутая выше антитроцкистская повесть Тарасова-Родионова – «Шоколад».

В январе 1925 года Троцкий оставил пост наркомвоенмора. «Триумвират» выиграл, и травля главного оппозиционера пошла на убыль. Что вполне объяснимо. Задача устранения основного конкурента была решена, однако влияние в армии он еще не утратил, потому до поры не следовало его злить понапрасну.

К весне стало ясно, что Троцкий проиграл окончательно. И в прессе возобновились нападки на бывшего наркомвоенмора…

Булгаков тогда заканчивал новую повесть. Однако на этот раз удача ему не сопутствовала.

Повесть «Роковые яйца» была разрешена цензурой доухода Троцкого с поста наркомвоенмора, а новая завершена послетого, как «триумвират» победил. Вот и оказалась не столь актуальной – в качестве средства политической борьбы.

Но, пожалуй, главное, что Булгаков вышутил не только бывшего наркомвоенмора и его сторонников. Еще и осмеял саму идею создания «нового человека».

Да, булгаковская повесть не воспринималась в качестве особо крамольной. Ясна была ее антитроцкистская направленность. Однако идея создания «нового человека» не подлежала осмеянию. Вот цензоры и проявили бдительность.

Ангарский, кстати, с цензурным запретом не смирился. Булгаковскую рукопись Каменеву послал. И получил отказ [243]   Подробнее см., напр.: Яновская Л. М. Комментарий // Булгаков М. А. Избранные произведения. В 2 т. Киев: Днiпро, 1989. Т. 1. С. 745–765. См. также: Соколов Б. В. Булгаков. Энциклопедия. М.: Эксмо, Алгоритм, ОКО, 2007. С. 639. .

Это закономерно: «триумвират» распался. Сталин, ослабив Троцкого, своего главного конкурента, теснил Зиновьева и Каменева. Вот они и стали поневоле союзниками бывшего наркомвоенмора.

Булгаков второй раз не выиграл. Но и не проиграл вчистую. Уцелел даже в 1930-е годы – благодаря личному вмешательству Сталина.

Обе повести, еще раз подчеркнем, были впоследствии признаны антисоветскими. Каковыми и считаются традиционно.

Что до меры искренности автора, так мы определять ее не беремся. Оставляем и эту задачу любителям разысканий подобного рода.

Нам важно, что в повести «Собачье сердце» рассматривается проблема игнорирования официального идеологического дискурса. У Булгакова отношение к ней задано суждениями Преображенского. Знаменитый хирург не только издевается над Швондером и аналогичными функционерами нижнего звена. Еще и своему ассистенту советует не читать советские газеты. А когда тот спрашивает, как быть, если других нет, профессор отвечает: «Вот никаких и не читайте».

Жизнь и здоровье высокопоставленных функционеров зависят от мастерства Преображенского. Ему не страшны посягательства любых швондеров: довольно телефонного звонка одному из пациентов, и агрессия пресечена немедленно. Хирург-уникум знает, что неприкосновенен, потому и бравирует аполитичностью.

Однако Преображенский – лишь проекция мечты на литературу. Размышления о несбывшемся: Булгаков, по его же словам, оставил медицину ради литературы, несмотря на то, что после окончания университета получил «диплом лекаря с отличием».

Неважно, был ли диплом таким. Важна сама проекция: стал бы Булгаков этаким Преображенским, мог бы игнорировать директивы советских идеологов.

Теоретически допустимо, чтобы деятельность хирурга-уникума не зависела от партийных директив. Но применительно к советской литературе независимость исключена в принципе. Вот почему Булгаков, Катаев, Ильф, Петров, да и все литераторы-профессионалы сталинской эпохи читали газеты постоянно. Там была отражена воля правительства, вне которой заведомо исключалась профессиональная реализация [244]   См.: Одесский М. П., Абсурдизм Даниила Хармса в политико-судебном контексте // Russian Literature. 2006. LX (III/IV). С. 441–449; Он же. Авангард и советская пресса: Поздняя проза Даниила Хармса // Дело авангарда / Ed. W.G. Weststeijn. Amsterdam: Uitgeverij Pegasus, 2008. Pegasus Oost-Europese Studies 8.С. 69–80; Он же. Литература и газета: Очерки советской публичной культуры 1920-х гг. // Работа и служба: Сб. памяти Рашита Янгирова / Сост. Я. Левченко. СПб. Свое издательство, 2011. С. 59–71; Одесский М. П., Фельдман Д. М. Миры Ильфа и Петрова: Очерки вербализованной повседневности. М.: РГГУ, 2015. С. 75–76. .