Илья Ильф - Двенадцать стульев [litres, Полная версия романа]

Статью Абрамского «У крокодильей колыбели» опубликовал журнал «Москва» в июльском номере 1963 года. Можно сказать, к двадцатипятилетию первых изданий романа – журнального и книжного [230]   Абрамский И. П. У крокодильей колыбели // Москва. 1963. № 7. С. 191–192. .

Абрамский рассуждал о журналистских специализациях. Одна из них – «темист». Указывалось, что из них всех наиболее одаренным оказался «Михаил Александрович Глушков. Это был стихийно остроумный человек, вспыхивавший, точно искра, необычайно подвижный и буквально мгновенно рождавший свои талантливые остроты, так называемые темные “завороты”. Если бы не полное отсутствие усидчивости и неумение работать, он стал бы, конечно, выдающимся литератором».

Абрамский подробно характеризовал давнего коллегу. Утверждал, что главной страстью «темиста» была игра – «в шахматы, в карты, на бильярде, на бегах. И хотя играл он хорошо, в результате всегда проигрывал. Ильф и Петров вывели его в романе «Двенадцать стульев» в образе Авессалома Изнуренкова. Как-то я встретил Глушкова в районе Ленинградского шоссе. Нервно кусая ногти, он шел с бегов, осунувшийся, пожелтевший, злой: “Ну, как, Михаил Александрович, со щитом или на щите?..” – “В нищете!” – мгновенно сработал он».

Но и в суждениях Абрамского не все логично. Так, бывший завред «Крокодила» отметил, что Глушков хорошо играл в шахматы и на бильярде, а это не соответствует сказанному о «полном отсутствии усидчивости».

Шахматы – не для непосед игра. А бильярд тем паче. Играл же «темист», по свидетельствам других современников, профессионально. В частности, постоянно обыгрывал В. В. Маяковского, считавшегося отличным бильярдистом не только среди литераторов.

Неубедительно и сказанное Абрамским про «неумение работать». Если б так было, не сумел бы Глушков зарабатывать исключительно сочинением тем.

Похоже, Абрамский коррелировал свои воспоминания с романом Ильфа и Петрова. Но в итоге – опять противоречия.

Кстати, Абрамский не сообщил о судьбе Глушкова. Именно поэтому читатели-современники могли предположить, что не сложилась она благополучно.

Почти одновременно со статьей Абрамского была издана книга воспоминаний об Ильфе и Петрове. Туда вошла глава, написанная Гехтом. Среди прочих упомянут и «темист»: «Вспомнит ли кто-нибудь сегодня Михаила Глушкова? Может, упомянет как-нибудь какой-нибудь литературовед, сделав примечание, что прототипом одного из персонажей романов Ильфа и Петрова, остроумца Изнуренкова, был М. Глушков. Ильф и Петров назвали его в романе неизвестным гением, который «выпускал не меньше шестидесяти первоклассных острот в месяц». Они с улыбкой повторялись всеми, но Глушков, неизвестный людям и тогда, едва ли вспомнится кем-нибудь теперь. Едва ли разыщет кто-нибудь тысячи его острот, делавших славу журналам и привлекавших читателей. Остроты ведь были не подписаны» [231]   См.: Гехт С. Г. Указ. соч. .

Кстати, Гехт про непоседливость Глушкова не сказал ничего. И про «неумение работать» тоже.

Почти одновременное издание мемуаров Абрамского и Гехта – не случайность. Это акция. Оба мемуариста пытались привлечь внимание к давнему своему приятелю.

Акция не вполне удалась. Литературоведы о Глушкове вспоминали, но судьба его оставалась неизвестной.

Надо полагать, все и так считалось ясным. По аналогии: раз уж современники умолчали о судьбе Глушкова, значит, «темист» стал, как тогда говорили, «жертвой культа личности».

Телефон Глушкова – в записной книжке Ильфа. Дочь его, выпустившая расширенное издание в 2000 году, отметила, комментируя эту запись: «Михаил Глушков – сотрудник московского “Гудка”. Прототип Изнуренкова».

На Абрамского, Гехта и других мемуаристов дочь Ильфа не ссылалась. К 2000 году считалось чуть ли не общеизвестным, что Глушков – «прототип Изнуренкова».

Далее же приведены сведения о судьбе «темиста». И указано, что предоставлены они «В. Г. Крыжевским, сотрудником Литературного музея в Москве».

Согласно Крыжевскому, брат одного из служащих издательства Жургаз – Государственного журнально-газетного объединения – работал «“на Лубянке”. Как-то на собрании сотрудник стал ссылаться на мнение брата. “Знаем мы вашего брата” – выкрикнул Глушков. Юмора не поняли. Глушкова арестовали. Это произошло в 1936 году. Он вернулся из ссылки через двадцать лет, и в 1958 году умер».

Казалось бы, ситуация понятная. В доме № 2 по улице Большая Лубянка размещались службы ГПУ. Следовательно, Глушков осмеял чекиста. За это шутника и отправили в двадцатилетнюю ссылку.