Илья Ильф - Двенадцать стульев [litres, Полная версия романа]

Далее роман вместе с иллюстрациями надлежало в типографию отправить. Там сделали бы типографский набор и отправили оттиски в редакцию – для сверки. Что тоже не за одну неделю успели бы.

После сверки материалы вновь надлежало вновь отправить в типографию. Там – внести правку. Затем опять сверка. Вряд ли на все это недели бы хватило.

Наконец, был ведь и журнальный план. Содержание каждого номера, объем каждого раздела, макет в целом планировались не менее чем за месяц-два – тогдашний цикл «толстого» журнала.

В журнале указывалась дата, когда готовый, уже сверстанный номер сдавали в типографию. Равным образом и вторая – подписание к печати. Так в СССР обозначались хронологические границы редакционной и типографской ответственности за публикацию.

Коррективы, конечно, бывали. Например, когда редакция получала от руководства материалы под грифом «срочно в номер».

Тут, разумеется, планы менялись. Номер срочно верстался заново. Конфликты с типографией исключались – решение вышестоящих инстанций.

Однако такое случалось нечасто, объем подобного рода публикаций обычно невелик. Потому нет оснований полагать, что главный редактор вдруг решил эдак запросто дополнить готовый макет январского номера несколькими романными главами. Да еще и срочно подготовить иллюстрации.

Вывод ясен: даже если бы история о завершении романа, описанная Петровым, произошла 1 января, что маловероятно, а редакция получила бы рукопись на следующий день, публикация началась бы не раньше марта. По-другому быть не могло.

Да и не было. Это Петров рассказывал, как в январе 1928 года они с Ильфом сомневались, напечатают ли их роман. В редакции решение приняли.

Решение в редакции принималось заблаговременно. Потому журнал «30 дней» анонсировал публикацию романа без каких-либо оговорок: «С января 1928 года читайте большой роман-хронику «Двенадцать стульев»».

Московский иллюстрированный еженедельник «Огонек» тоже анонсировал публикацию романа, поместив фрагмент в последнем декабрьском номере 1927 года. Без путаницы, впрочем, не обошлось. Псевдонимы соавторов были соединены причудливым образом, да еще и с опечаткой, так что получился неизвестный писатель «Ильс-Петров» [182]  См.: Ильс-Петров. Гусар-схимник. Отрывок из романа Ильса-Петрова // Огонек. 1927. № 52. С. 8–9. .

Обо всем этом Петров, разумеется, не мог забыть к 1939 году. Значит, правомерны два вопроса.

Первый – какой была последовательность событий на самом деле. Явно ведь, что выдумана история публикации.

Второй, соответственно, зачем понадобился вымысел. Не развлечения же ради сочинены небылицы.

Кстати, ни один из современников не оспорил сказанное Петровым в статьях об Ильфе. Следовательно, хватило причин, чтобы согласиться. Каких – вопрос уже другой.

Вернемся к началу совместной работы соавторов. Более подробно эта история описана в черновиках незаконченной книги Петрова «Мой друг Ильф».

Как литератор Петров дебютировал в 1923 году. Публиковался в различных изданиях. А постоянную работу, по его словам, получил в журнале «Красный перец». Это сатирический двухнедельник, выпускавшийся ЦК партии как приложение к ежедневной «Рабочей газете».

Минул год, Петров стал довольно опытным журналистом, но тут его и призвали на действительную военную службу. Это сотруднику угрозыска могло выхлопотать отсрочку милицейское начальство, а для литератора льготы не предусматривались.

Формально Петрову тогда и двадцати двух лет не было. Возраст для военной службы вполне подходящий.

Разумеется, опытный столичный журналист использовался армейским командованием не как обычный новобранец. Свободного времени хватало. В планах книги о друге и соавторе Петров отметил: «Красная армия. Единственный человек, который прислал мне письмо, был Ильф».

Нет оснований полагать, что Петров не переписывался с братом. Скорее всего, Ильф был «единственным» из коллег-журналистов, отправившим письмо знакомому, служившему в армии.

Петров, надо полагать, хотел подчеркнуть, что письмо, отправленное знакомому в армию, характеризует Ильфа. Его чуткость, такт, доброжелательность.

Согласно Петрову, само письмо не запомнилось. В черновиках отмечено только, что написано оно «было чрезвычайно элегантно и легко».

Продолжилась ли переписка, нет ли – опять нет сведений. Но служба закончилась. По словам Петрова, он поступил в редакцию «Гудка», где работали Ильф и Катаев.