Леонид Зорин - Покровские ворота (сборник)

– Спасибо! – сказала Светлана. – Счастливо.

– Наяда моя… – тихо и страстно проговорил окрыленный Велюров.

Когда прекрасная пловчиха ушла, он с подозрением оглядел Костика.

– Что вы ей говорили?

Костик нейтрально пожал плечами.

– Надо ж было занять чем-то девушку, пока вы натягивали брюки.

– Увольте, – гордо сказал Велюров. – Мы уж обойдемся без вас.

– Как вам угодно, – сказал Костик, и грустная улыбка вспорхнула на его добродетельный лик. Неожиданно он поежился.

– Что-то сыро… Не хлопнуть ли нам по рюмашечке?

С усмешкой, исполненной укоризны и нравственного превосходства, Велюров отворил свою дверь:

– Вы заметьте, не я это предложил.

И оба укрылись в его комнате.

Рядом, в своей каютке, Хоботов принимал Людочку. На небольшом столе стояло нехитрое угощенье, хозяин суетился, все подкладывал гостье на тарелочку, Людочка краснела, отказывалась, уверяла, что сыта.

– Как славно, – говорил Хоботов, – только благодаря вам я понял: не надо, не надо бояться жить.

– Вот и хорошо, – сказала Людочка. – Чего тут бояться?

– И ничего не нужно откладывать, – продолжал уговаривать Хоботов не то ее, не то себя. – «Зарыты в ямины и рвы, о, не воротимся, увы!»

– Вы сочинили? – спросила Людочка с уважением.

– Нет, – сказал Хоботов. – Рембо. Умер в девятнадцатом веке. Очень талантлив и очень несчастен.

– Он – тоже? – вскрикнула Людочка.

Хоботов грустно кивнул.

– Ему отрезали ногу.

– Они у вас все – как сговорились, – сказала Людочка с досадой.

– Вы правы, – согласился Хоботов, – какая-то закономерность. Ну вот… У вас уже губки дрожат. – Хотите, я научу вас полечке?

Из комнаты Велюрова вышел повеселевший Костик. Услышав донесшиеся из-за неплотно прикрытой двери хоботовские слова, он изумился.

Удивилась и Людочка.

– Вы танцуете?

– Это песенка, – сказал Хоботов. – Старая французская песенка. Очень наивная и прозрачная. Я вам ее сейчас спою.

И неожиданно приятным тенорком старательно вывел:

– «Мон папа не ве па, ке же дансэ ля полька…»

Людочка попробовала пройтись под этот мотив. А Костик, покачивая головой, ушел к себе.

И тут прозвенел – один, два, три раза – звонок. Вышла принаряженная Маргарита, вышел Савва при галстуке, торжественный и смущенный. Дверь распахнулась. Вошли Орловичи. Нина Орлович была довольно флегматичной рыхловатой брюнеткой. Сам же Орлович был невысокий коренастый мужчина с несмываемой усмешкой на тонких губах. Почему-то все время он потирал ладони.

– Милости просим, давно вас ждем, – приветствовала их Маргарита.

– Это и есть Савва Игнатьевич? – оглядывая Савву, спросила – не без лукавства – Нина Орлович.

Савва конфузясь ответил:

– Так точно.

– Приветствую вас, коллега, – сказал Орлович и пожал ему руку.

– Савва Игнатьевич, – попросила Маргарита, – стукни Хоботову. Скажи ему, что Нина Андреевна и Глеб Николаевич уже пришли.

Заслышав имя экс-супруга, Орлович удивленно приподнял брови. Проходя в комнату, Нина Орлович заметила:

– Ваш Савва Игнатьевич очень мил.

– Он был художником по металлу, – сказала Mapгарита. – Теперь он преподает.

– Интересно, – сказала Нина Орлович. – И что ж, он хорош со своим… предшественником?

– Естественно, – улыбнулась Маргарита. – Он его очень любит. Хоботова нельзя не любить.

И, гася вздох, добавила:

– Прекрасное большое дитя.

– А как он относится к Савве Игнатьевичу? – продолжала допытываться Нина Орлович.

– Бесспорно, отдает ему должное.

Нина Орлович была сражена.

– Это высокие отношения.

С еле заметной снисходительной улыбкой, Маргарита Павловна пожала плечами:

– Нормальные – для духовных людей.

Вместе с гостями она прошла в комнату, а Савва осторожно постучался в хоботовскую дверь. Спустя короткое время, появился недовольный Хоботов.

Савва мягко сказал:

– Слышь, Лев Евгеньевич, – пришли Орловичи.

– Увы, – Хоботов развел руками.

– Вот это уж ты брось, – Савва нахмурился. – Она сказала, чтоб шел обязательно.

– Что ж делать, я занят, – сказал Хоботов независимо.

– Нехорошо, – сказал Савва, – тебя еще утром предупреждали.

– А я еще утром сказал: не могу, – упорствовал Хоботов. – Прости меня, Савва, но это странно.

– Так не придешь?

– Нет, не приду.

– Ведь огорчишь Маргариту Павловну, – воззвал к нему Савва.

– Сожалею, – развел руками непокорный Хоботов.

Савва был возмущен.