Леонид Зорин - Покровские ворота (сборник)

Она выслушала все это достаточно сдержанно.

– История дает и другие примеры.

Ее реплика дала ему возможность предъявить давний счет обожаемой науке. Он сказал, что уже давно относится к ней с известной опаской. Слишком часто достопочтенная Клио представала ему энергичной здравомыслящей дамой, не очень строгой в моральных оценках. И, выражаясь “высоким штилем”, то и дело покидала храм истины, чтобы взять под мышку портфель реального политика. А тут уж не до сантиментов и прочих бирюлек. История накопила огромный опыт в аргументировании злободневных решений.

Она сказала:

– Прости, это несерьезно. Наука исходит из интересов общества? Что ж тут странного? Все мы – его часть, и наука – тоже. Коли у общества складывается свой взгляд на то или иное событие, это ведь не просто его прихоть.

Он улыбнулся.

– Ты права. Уже понятие исторической прогрессивности говорит само за себя.

Его улыбку она оставила без внимания.

– Вот именно. Хорошо, что вспомнил.

Оба испытывали некоторую досаду. Он подумал, что ведет себя достаточно глупо. Встретиться через несколько лет, чтобы вести теоретические дискуссии. И для того, чтобы снять напряжение, начал расспрашивать об общих знакомых. Но и она уже многих потеряла из виду и не всегда могла ответить. Спросил он и о матери-командирше. Она неожиданно усмехнулась:

– Эта теперь – пенсионерка.

Он удивился.

– Да неужели? Она ведь еще была хоть куда.

– Возраст подошел, ну не в нем лишь дело. Случился и некоторый прокол. А вообще – хорошая женщина. Конечно, не Екатерина Великая, а все-таки, знаешь, я ей обязана. Она меня любила. По-своему.

И, покачав головой, улыбнулась какой-то невысказанной мысли.

Перед ним, как на старом фото, возник тот вечер новоселья, чьи-то лица за шумным столом и немолодая полная женщина с уверенной неторопливой статью, с легким прищуром опытных глаз. С каким восторгом на нее смотрела, откровенно гордясь ее присутствием, счастливая хозяйка жилья! Тогда-то он понял, что нить оборвалась. Однако никакого удовлетворения от того, что это увлечение, так коробившее его, изжито, он, как ни странно, не испытал. Совсем иное ощущение, чрезвычайно его удивившее. Он меланхолически улыбнулся.

– Ты это чему? – спросила она.

– Просто так, – он слегка развел руками. – Всегда, когда расширяешь пространство, кому-то в нем не находится места.

Она не то вздохнула, не то зевнула.

– Ну, знаешь, это банальное наблюдение.

– Что ж, – рассмеялся он, – банальные мысли иногда оказываются самыми верными.

– Рада, что ты это усек.

– Я сказал “иногда”, – напомнил он улыбаясь.

И тут же подумал: нелепый вечер! Когда у себя в Ц. он размышлял о возможном свидании, да и сегодня, всего несколько часов назад, все ему представлялось совсем по-другому. Казалось, они будут больше вспоминать, медленно перелистывать былое, а говорить – о самом значительном, о том, что составляет жизнь души. Найдутся теплые печальные слова, родится тихая томительно сладкая грусть, и, быть может, та много лет назад оборвавшаяся нить вдруг окажется еще существующей.

А что вышло? С самого начала они пытаются найти друг в друге уязвимое местечко, ведут спор, который не может ни к чему привести, ничего выяснить.

Неожиданно, словно угадав его мысли, она сказала:

– Я, знаешь, часто с тобой спорю.

– Каким образом?

– Мысленно, разумеется.

Эти слова были ему приятны.

– Ну что ж, значит, вспоминаешь изредка.

– И не изредка.

Он почувствовал нечто схожее с благодарностью и сказал:

– Возможно, я сыграл в твоей жизни не худшую роль.

Она насмешливо улыбнулась:

– Как сказать, как сказать…

Он опешил:

– Чем же я провинился?

Она помолчала, потом с некоторой досадой проговорила:

– Ничем ты, конечно, не провинился. И ничего от тебя я не видела, кроме добра. И жили мы хорошо. А вот не нужно этого было.

Он смотрел на нее, ничего не понимая. Она положила руку ему на плечо:

– Не знаю я, как тебе объяснить. Не знаю. Ты вот когда-то мне говорил, что человек может себя изменить. Наверно. Но это ему не проходит даром. Вот у нас с тобой разный состав крови. У тебя одна дорожка, у меня, видишь, другая. Это надо было понимать и с этим надо было считаться.

– Прости, – он выглядел обескураженным. Всего он мог ожидать, но не этих слов. – Прости, но разве не все у тебя сложилось так, как ты и желала? Разве ты не счастлива? Не довольна?

Она терпеливо повторила:

– Даром ничего не проходит. Я у тебя кое-чего поднабралась. А это мне, знаешь, часто мешает. Осложняет жизнь, одним словом.