Карлос Сафон - Лабиринт призраков

Алисия путешествовала по академии, полагаясь на свой здравый смысл, с любопытством осматривая залы, заполненные скульптурами, и дворцовые переходы, пока не повстречалась с добродушным созданием из породы библиофилов, которое представилось как Полонио и предложило проводить ее в библиотеку.

– Я никогда вас тут прежде не видел, – заметил Полонио, который, судя по его повадкам, не располагал опытом общения с женским полом, выходившим за рамки поэзии Петрарки.

– Вам повезло.

Серхио Вилахуану она обнаружила в объятиях муз и в окружении примерно пятидесяти тысяч книг, составлявших основной фонд библиотеки академии. Журналист устроился за одним из столов, обложившись со всех сторон бумагами, испещренными пометками и вымаранными строчками. Он покусывал колпачок ручки и бормотал себе под нос, обкатывая ритмическое звучание фразы, которая не желала ложиться на бумагу, как ему хотелось. Вилахуану отличала элегантная задумчивая сдержанность британского ученого, перебравшегося в благодатное Средиземноморье. Серый шерстяной костюм гармонировал с галстуком, украшенным рисунком из золотых перышек. На плечи журналист набросил кашне шафранного цвета. Алисия вошла в зал, постукивая шпильками и рассчитывая, что эхо шагов возвестит о ее появлении. Вилахуана пробудился от грез и поднял голову, посмотрев на нее с прохладной любезностью, не лишенной колкости.

– Сеньорита Грис, полагаю, – произнес он, закрыв перо колпачком и галантно вставая.

– Называйте меня Алисией, пожалуйста.

Она протянула ему руку, которую Вилахуана пожал с вежливой прохладной улыбкой. Затем он предложил ей сесть. Небольшие проницательные глаза смотрели на Алисию с недоверием и любопытством. Она указала на рукопись, разбросанную на столе: на страницах еще не высохли чернила.

– Я вам помешала?

– Скорее спасли, – отозвался Вилахуана.

– Проводите библиографическое исследование?

– Я стал членом академии, и это моя вступительная речь.

– Поздравляю.

– Спасибо. Не хочу показаться невежливым, сеньорита Грис, но я ждал вашего визита несколько дней и думаю, что мы можем пропустить протокольную часть, включающую разговор на общие темы и обмен любезностями.

– То есть дон Густаво Барсело рассказал вам обо мне?

– Достаточно подробно, осмелюсь заметить. Скажем так, вы произвели на него неизгладимое впечатление.

– В этом я специалист.

– Охотно готов подтвердить. Кстати, кое-кто из ваших давних друзей в комиссариате также сохранил о вас воспоминания. Не удивляйтесь. Мы, журналисты, такие. Всегда задаем вопросы. С годами это становится дурной привычкой.

Вилахуана перестал улыбаться и смотрел теперь на Алисию.

– Кто вы? – спросил он.

Алисия обдумала линию поведения: она могла лишь немного отступить от истины или лгать напропалую, но выражение его глаз намекало, что это будет серьезной тактической ошибкой.

– Человек, который хочет узнать правду о Викторе Маташе.

– В последнее время клуб его почитателей растет не по дням, а по часам. Я хотел бы узнать, почему?

– Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос.

– Не солгав, вы имеете в виду?

Алисия кивнула:

– А мне не хотелось бы так поступать из уважения к вам.

Улыбка вновь появилась на лице Вилахуаны, на сей раз она была иронической.

– Вам представляется, что обвести меня вокруг пальца выгоднее, чем солгать?

Алисия захлопала ресницами, выбрав из множества своих масок самую милую и трогательную.

– Вы не можете ставить мне в вину то, чего я не собиралась делать.

– Я вижу, Барсело не ошибся. Если вы не в состоянии сказать правду, объясните хотя бы причину своего отказа.

– Если я так поступлю, то подвергну вас опасности.

– Иными словами, вы меня защищаете?

– В известной мере.

– И потому я должен испытывать благодарность и помогать вам? Так вы это представляете?

– Я рада, что вы решили посмотреть на вещи с моей точки зрения.

– Боюсь, мне потребуется более убедительный мотив. И косметика не поможет. Плоть слаба, однако она уступает пальму первенства здравому смыслу, когда человек вступает в пору зрелости.

– Вероятно. Как вы отнесетесь к взаимовыгодному союзу? Барсело признался, что вы работаете над книгой о Маташе и потерянном поколении той эпохи.

– Говорить о поколении было бы преувеличением, а что касается определения «потерянное», то это скорее поэтическая вольность, которую еще нужно обосновать.

– Я имею в виду Маташа, Давида Мартина и других.