Матти Фридман - Кодекс Алеппо

Подобно свиткам Мертвого моря, «Корона» была старинным манускриптом величайшей ценности, но, в отличие от них, она не была связана с суверенным еврейским государством на Земле Израиля, существовавшем здесь две тысячи лет назад, – периодом, с которым новое еврейское государство по понятным причинам себя связывало; а потому для правительства и народа она имела меньшее значение. Манускрипт вызывал весьма неоднозначные чувства: мир «Короны» – это мир еврейской диаспоры в землях ислама, и мир этот исчезал прямо на глазах, о чем, впрочем, кроме беглецов оттуда, мало кто печалился. Этот кодекс не представлял собой ничего такого, о чем большинству народа хотелось бы вспоминать, и, хотя и у него была своя захватывающая история, охотников ее пересказывать находилось немного.

Один из доводов, почему хранителем «Короны» должно стать именно государство, заключался в том, что лишь ученые способны правильно о ней заботиться. Про то, как относились в Институте Бен-Цви к этому с такими трудами приобретенному манускрипту, мы узнаем из писем, найденных мною в архиве Еврейского университета в Иерусалиме, частью которого является Институт Бен-Цви. После того как в два часа дня рабочий день в университете заканчивается, «разумеется, не остается никого, кто охранял бы “Корону”, лежавшую просто за запертой дверью», – написали в 1963 году изучавшие эту книгу ученые главе университета. Мало что изменилось и в 1971 году, когда двое ученых, имеющих доступ к манускрипту, написали другое письмо. «“Корона Алеппо”, завернутая в тряпицу, хранится сегодня в обычном запертом шкафу, в одной из комнат Института Бен-Цви при Еврейском университете», – писали они. За годы подобного хранения «то, что осталось от этого драгоценного манускрипта, испорчено, и сегодня в нем есть места, уже недоступные для чтения, хотя несколько лет назад их еще вполне можно было разобрать». В тот же год глава реставрационной лаборатории Израильского национального музея получил специальное разрешение проверить манускрипт. «Я обнаружил, – сообщает он на совещании попечительского совета, – что сегодня на фотокопиях, сделанных десять лет назад, можно увидеть больше, чем на оригинале».

Первое свидетельство независимых экспертов получено в 1970 году, через двенадцать лет после того, как «Корона» попала в Израиль. «Создается впечатление, – пишут в институт двое из них, – что небрежное отношение длится годами».

Через четыре года после этого отчета и через три года после предостережения ученых о том, что «Корона» разрушается, Институт Бен-Цви, попечители манускрипта и Еврейский университет все еще спорили о том, следует ли поместить ее в Национальную библиотеку, где книгу наконец станут хранить в подобающих условиях. Этот проект представлял собой сложное юридическое соглашение, включающее договор об экстерриториальности, по условиям которого один из уголков Национальной библиотеки, становившийся хранилищем «Короны», превращался в зону, находящуюся в ведении Института Бен-Цви.

На совещании дирекции института престарелая вдова президента Рахель Янаит Бен-Цви резко возразила против утверждения, что институт проявил небрежение в отношении манускрипта, и заявила, что не стоит проявлять излишней «поспешности», принимая решение о перемещении. Она потребовала, чтобы президент Еврейского университета «посетил институт и сам убедился в том, что мы сделали все необходимое для обеспечения ее сохранности». Ее высказывания сохранены в протоколе совещания, хранящемся в архиве Института Бен-Цви. В ответ на слова университетского профессора, требующего как можно скорее перевести манускрипт в Национальную библиотеку, она сказала, что он это предлагает, «потому что ему так удобнее для работы».

«Ценность института в том, что в нем хранится “Корона”, – утверждала вдова президента, невольно повторяя слова алеппских раввинов, сказанные много лет назад. – Это главное достояние института и основа его авторитета».

За эти годы община в Алеппо, некогда хранившая «Корону», уменьшилась до нескольких сот человек. В 1972 году черед покидать город наступил и для Моше Коэна. Коэн происходил из семьи последних хранителей «Короны»: он приходился внучатым племянником покойному Ибрагиму Эффенди Коэну и сыном Эдмонду Коэну, человеку, который осенью 1957 года вытащил сокровище из тайника.

Родители Коэна были среди тех немногих зажиточных евреев, что еще оставались в городе. Моше рос под присмотром няни-армянки и получил образование в частной католической школе, где он и его друзья-евреи передавали друг другу французский перевод запрещенного романа «Исход», сионистский бестселлер, написанный американцем и через знакомых доставленный в Сирию. В 1972 году Коэн был студентом Алеппского университета, где посещал факультет арабской литературы; евреи, как правило, не допускались к изучению других специальностей, которые он, возможно, предпочел бы, например фармакологию или медицину.