Матти Фридман - Кодекс Алеппо

Ицхак Бен-Цви был одним из самых крупных государственных деятелей Израиля и одним из его символов. Подобно своему другу и соратнику Бен-Гуриону он относился к той узкой группе революционеров-утопистов, которые в начале двадцатого века променяли унижения и нищету еврейского гетто в черте оседлости на жизнь в турецкой Палестине с ее изнурительным трудом, приступами малярии, жестокими идеологическими спорами и погоней за несбыточной мечтой. В конце концов вопреки всем напастям, почти вопреки человеческой логике Бен-Цви и его товарищи претворили мечту о еврейском государстве в реальность: история склонилась перед их волей. «Упорство, которое романские народы вкладывают в любовь, а французы еще и в еду, они отдали идее возрождения Сиона, – писал израильский историк Амос Элон о том поколении. – Их главным развлечением стало сочинение насыщенных аргументами, вызывающих споры и полных страсти речей, в которых они доказывли превосходство той или иной концепции социализма, сионизма или их сплава над всеми прочими».

Взгляд Бен-Цви и других лидеров страны был твердо устремлен в будущее, но от большинства из них президент отличался тем, что его завораживало и прошлое. Он был страстным путешественником и знал восемь языков. Изучая разнообразие костюмов и языков евреев мира, Бен-Цви находил в них следы принадлежности к единой нации, «не занесенные ни метелями в отдаленных уголках севера, ни песчаными бурями Йемена». Он с энтузиазмом относился к археологии, считая, что поиски обломков прошлого – путь к установлению связи между народом Израиля и его землей. Пока новые первопроходцы бодрым маршем двигались к светлому социалистическому будущему и, мало заботясь о прошлом, зачастую разрушали встреченные на пути памятники материальной культуры, Бен-Цви организовывал симпозиумы, посвященные тому, как научить Нового Еврея ценить и уважать старину.

Президент отличался от многих своих соратников в израильском истеблишменте и своими взглядами на иммигрантов с Востока. Небрежно-покровительственное отношение к ним его коллег было порой не чуждо и ему, но презрения к этим людям он наверняка не испытывал. Он видел культуру, «изобилующую богатыми традициями и исполненную великой мощи», пусть и «скрытую под покровом примитивности и левантизма». Бен-Цви был восхищен этими евреями и создал научный центр по их изучению, Институт исследования еврейских общин Ближнего Востока. Новый институт занялся «самыми отсталыми еврейскими племенами, – сказал он в 1952 году, – чье культурное наследие не нашло достойного покровителя».

Бен-Цви считал, что с изгнанием евреев покончено и настало время его изучать, а память о нем увековечить в музеях. Загадка «Короны», книги, которая была создана в Земле Израилевой, а затем хранилась в одном из наиболее уязвимых центров иудаизма на Востоке и теперь оказалась мучительно недосягаема, затрагивала множество струн его души. Прежде всего, такой мощный символ иудаизма должен был находиться в Иерусалиме, столице нового государства, а не в диаспоре. Если быть конкретнее, «Короне» место в Институте Бен-Цви, где, как мечталось президенту, ее будут исследовать ученые, а не держать в тайнике раввины.

В Государственном архиве хранится письмо, написанное в 1953 году главным сефардским раввином Израиля Бенционом Узиэлем на высоком иврите, расцвеченное цитатами из Библии и адресованное главам алеппской общины в изгнании; в нем раввин умоляет их отослать «Корону» в Иерусалим. Как и президенту, Узиэлю разрешили одним глазком взглянуть на эту книгу в алеппской синагоге, и этого мгновения он забыть не смог. По его представлениям, «Корона» все еще находилась у торговца-христианина, хотя на самом деле она уже несколько лет назад была передана евреям; это лишь свидетельствует, насколько трудно было получить точную информацию о ее местонахождении. «С тех пор как я узнал, что старинная синагога в Арам-Цове разрушена, – писал раввин, – и что “Корону” выпустили из верных рук, хранивших ее в железном сундуке как бесценное сокровище, каковым она и является – ведь сказано же о ней: “Драгоценней она жемчугов, и все, чем вы обладаете, не может с нею сравниться” (и в свое время я собственными глазами это увидел), – с тех пор сердце мое преисполнено страхом за судьбу этого драгоценного манускрипта». И далее он продолжает:

Я слышал, что нынче она находится у гоя и хранится у него в тайнике. Хотелось бы думать, что гой , ею владеющий, – человек достойный доверия, но в конечном счете он не более чем постороннее лицо, которое даже в течение собственной жизни может изменить собственные воззрения, особенно если принять во внимание обстоятельства нынешнего времени. И потому я в страхе, как бы пока он жив или же после его смерти «Корона» не попала в чужие руки, из которых нам ее уже не спасти. Если эта драгоценная «Корона», которую наши отцы и раввины стремились передать сынам своей общины, чтобы она хранилась и сберегалась в руках Израиля, если она пропадет, то наше умолчание будет расценено как грех.