Надо бы выйти на веранду и закончить разговор с Доне. Не годится, чтоб между ними оставалось что-то недосказанное. Брата он любит и уважает, ну, а если и спорит с ним, то потому лишь, что думают они по-разному. Имеет же он, черт подери, право на собственное мнение! На веранде послышались шаги — это Доне возвращается в комнату. Открыл дверь и молча подошел к рюкзаку. Вот он взял полотенце, что-то поискал — ага, мыло, — затем выпрямился и зашагал к двери, пробормотав:
— Пойду умоюсь!
Полотенце и мыло — всего лишь предлог, чтоб вернуться в комнату. Сашо уверен: брат уже остыл и теперь хочет показать, что предал забвению недавнюю стычку. Сашо любит брата таким — с его добрым щедрым сердцем, не помнящим обид.
— Доне, забудем! — сказал Сашо, решив первым пойти на мировую.
Доне остановился посреди комнаты и посмотрел ему в глаза.
— О чем ты?
Сашо подошел к нему и легонько стукнул кулаком в грудь. Брат на три года старше его, но ростом пониже.
— Забудем наш разговор. Ладно?
Доне улыбнулся. Сашо знает, что теперь с его души камень свалился.
— Хорошо, — согласился Доне.
— Глупо нам с тобой спорить об этом.
— Да нет, не глупо, — возразил Доне, — особенно если один прав.
— Ты за свое? — вспылил Сашо.
Доне утвердительно кивнул. Они стояли посреди комнаты, готовые ринуться в бой.
Наконец Сашо не выдержал:
— Думаешь, война, а на войне чего не бывает, даже может случиться и самое худшее. Если меня убьют, ты будешь считать себя виновным.
Доне опять кивнул.
— И чтоб освободиться от чувства ответственности, хочешь вернуть меня назад?
— Не поэтому. Есть другие причины.
Доне умолк.
— Говори, раз начал.
— Тогда слушай, — неуверенно заговорил Доне. — Мы полагали, что отряд будет хорошо вооружен. Ты же знаешь, что нам не удалось захватить военный склад. Теперь трое из нас, можно сказать, туристы, револьвера и того нет. Максимальная вероятность погибнуть, это во-первых.
— Значит, опять твое чувство ответственности.
Доне резко взмахнул рукой, и полотенце колыхнулось, точно флаг.
— Глупости. Не о том речь. Просто ты мне слишком дорог.
Довод вполне убедительный. Ничего не возразишь.
— Думаешь, не мудрено погибнуть? — спросил, помолчав, Сашо.
— Да. Мы плохо вооружены, идем наугад, не знаем людей. Поди разберись, кто друг, а кто враг. Пока не присоединимся к бригаде, мы ежечасно, ежеминутно рискуем жизнью.
Разговор шел трудно.
— Ты испугался? — спросил вдруг Сашо.
— А ты как думаешь?
Сашо вскинул голову.
— Нет, но хочу быть уверенным.
— Нет, не испугался, — сказал Доне, не глядя на него. — Я не из пугливых. Пора бы тебе знать хоть это.
— Ну, а во-вторых? — спросил Сашо, полагая, что речь пойдет об Ольге, и заранее готовя ответ.
— Второе — это родители, — неожиданно ответил Доне.
— Как?
Доне кивнул.
— Не знаю, поймешь ли ты меня. Ты считаешь, мы вправе причинять им такое горе?
— Какое? — удивился Сашо.
— Чтоб они потеряли обоих сыновей и остались совсем одни?
Сашо понимающе кивнул.
— Ты, конечно, прав, но мне неясно, почему именно я должен был остаться в Тетове или, еще того хуже, вернуться с полпути, покинуть отряд?
— Как почему? Ты моложе. Да и твой долг по отношению к организации не столь велик. Тебя постановления местного комитета пока не касаются. А я обязан безоговорочно выполнять их.
— Но я член СКОЮ, — запротестовал было Сашо.
— Верно, — согласился Доне, — и все-таки мой долг куда выше.
— Пусть так, и тем не менее у тебя есть серьезная причина остаться в Тетове.
— Какая же?
— Ольга.
— Это не препятствие к вступлению в партизанский отряд.
— Препятствие, — упорствует Сашо. — Она твоя жена.
— Ну и что?
— Ты должен быть с ней. Года еще нет, как вы поженились.
— Глупости!
— Не такие уж глупости!
У самой двери Доне обернулся.
— Тысячи бойцов оставили дома жен и детей и вовсе не собираются возвращаться. Вот хоть Аризан.
— Ты все ищешь веское обоснование, чтоб вернуть меня домой, — спокойно, но твердо сказал Сашо. — Поищи-ка его лучше для себя.
Доне покачал головой.
— Ничегошеньки ты не понял.
Доне хотел выйти, однако Сашо схватил его за руку.
— Постой. Я больше не стану спорить, только объясни, почему именно я должен вернуться в Тетово?
Доне снова повернулся к нему:
— Хорошо, слушай. Говорю тебе в первый и последний раз: я не хочу потерять тебя. Ты молод и должен жить.
— Но Боби еще моложе. Ему только исполнилось шестнадцать, а я уже получил аттестат зрелости.
Читать дальше