Дмитрий Липскеров - Тортик. Кофейная мышь. Монета

— Вот именно! — ответила заведующая тон-ателье — и вдруг поняла, что Танин не отступит, что в его голове жестко переклинило. Женщина взяла паузу, а потом поступила решительно: — Завтра к восьми!

Он никогда не пожалел о свершенной им революции в своей душе, работал истово, получая от труда какое-то огромное наслаждение. Он хрюкал за свиней, превращался в падающий водопад, в шипящую воду на раскаленных камнях финской бани. Он пукал и сморкался в русских комедиях, один раз ему даже доверили озвучить любовную сцену. Профессиональный артист не справлялся со стонами, а у него получилось это изящно и страстно — так, что известная актриса Хатько, стонавшая с ним в паре, даже похвалила… За десять лет работы он выказал большущий талант в изобретении приспособлений для различных звуков, за который через десять лет был назначен на место Елены Сергеевны, уходящей на пенсию. Ему прибавили зарплату, которая стала чуть выше прожиточного минимума, а фотографию Танина повесили на Доску почета.

Здесь, на студии, он познакомился со своей будущей женой Татьяной, милой женщиной в теле, с покорными глазами, пахнущей хлебом, в которой до него, Танина, никто ничего этакого не мог разглядеть. Они поженились, и Татьяна со временем превратила его холостяцкую двушку в уютный, наполненный любовью дом.

— Ты Танин, а я Таня, — горячо шептала она мужу ночью. — Значит, ты мой. Предназначен мне.

— Твой.

Вскоре у них родился сын, а через год второй. Подрастая, оба мальчика показывали большие способности к точным наукам, и лишь тогда отец Танина, академик РАН, познакомился с внуками. Он просидел с ними целый вечер, рассказывая про всякие алгоритмы, системы, нерешенные задачи…

На прощание отец велел Татьяне, чтобы она почаще привозила мальчиков на дачу — мол, такие способности надо развивать, и он попытается отыскать для внуков время. Собственному сыну он на прощание лишь кивнул.

После ухода академика супруги переглянулись и улыбнулись друг другу. Они одинаково понимали этот мир, а оттого редко возникали темы, на которые нужно было дискутировать.

За семнадцать лет Танин отшумел за все, что можно. И скрипел, и изображал падение человеческого тела с высоты, придавал шуршащий звук бегающему по школьной доске мелу и, перетирая руками целлофан, рождал шум дождя…

Как-то вечером, после двойной смены, он, возвращаясь домой, зашел в магазин и купил небольшой вафельный тортик, совсем небольшой, на четыре кусочка. Денег на больший не хватило, так как еще нужно было купить молоко и хлеб.

На ужин Татьяна подала сосиски с вермишелью и вкусный салат с килькой. А потом, перед чаем, Танин вытащил из-под стола спрятанный до времени тортик и явил его миру. Мальчишки звонко кричали «ура!» — аж гудело в плафоне люстры, а Татьяна резала торт. Свои куски дети проглотили мгновенно, измазавшись в шоколадном креме, и жадно смотрели на тарелки родителей, в которых торт оставался нетронутым. И опять Танин и его жена Татьяна улыбнулись друг другу, а потом — детям, давая разрешение заполучить мальчишкам еще по кусочку…

— Ура-а-а-а!!!

Чуть позже погодков уложили спать. Когда Танин целовал их на ночь, то почувствовал запах шоколада. Он кивнул жене — мол, ложись тоже, а сам еще некоторое время сидел у окна, всматриваясь в ночь.

Танин лег в постель, когда жена уже спала, положив под голову большую белую руку. Она источала запах свежего ароматного хлеба, и он, уткнувшись ей в носом в грудь, мгновенно заснул.

Танин всегда улыбался во сне.

Елисей Комаров проживал в двухкомнатной квартире на первом этаже шестиэтажного дома вместе с глухим дедом. Несмотря на глухоту, дед оставался бравым солдатом, не позволял себе помогать, то есть обслуживал себя самостоятельно. Елисея это устраивало, хотя дед Андрей Семеныч был чужд всяческих правил гигиены, устроил из своей комнаты непроходимые дебри из развалов книг, ненужной мебели, каких-то сломанных еще в прошлом веке научных приборов, одежды, частично женской, и самого себя — вечно небритого, в длинных широких сатиновых трусах и с нависающим над ними огромным пузом. Другой одежды дед не терпел. И мусор он не выносил, оставляя этот бытовой поход внуку.

Сам Елисей любил порядок, причем идеальный, чтобы все на своих местах, чтобы чистенько было вокруг, карандашик к карандашику, нотная тетрадь с нотными тетрадями в аккуратную стопочку. Но такая жизнь ждала его впереди, а пока Андрей Семенович за время двухчасового отсутствия внука умудрялся сделать из аккуратно убранной комнаты Елисея сестру-близнеца своей берлоги.