Лариса Бортникова - Бабодурское (сборник)

— О! Это кто? — ткнула я пальцем в черно-белую фигурку. — Сестра?

— Щас, сестра! — заржала Алиска и потянулась к моей еще недопитой кружке. — Кума это моя! Кума!!!!

Оппа… Я неприлично громко сглотнула. Кума… не Кума, а именно ку́ма… так называют вторых жен… Вторых… Жен… Я сглотнула еще громчее…

— Ну-ка расскажи… — До взлета оставалось около часа.

Если бы Алиску звали Галей, или Валей, или даже Ларисой… Оно бы было не так любопытстсвенно. Но ее звали Алисой, и она попала в нору… И точно, как та самая Алиса, наша луноликая красавица не испугалась, не отчаялась, не смирилась… а просто потопала дальше по тропке, изумляясь тому, что происходит вокруг и повторяя «все чудесатее, и чудесатее»…

Сначала был Истанбул — шумный, бойкий, веселый. Они жили в отеле, питались вкусностями, гуляли по Босфору и кормили с ладоней голубей.

Потом была Анталия — песок, море, жара, мартини и много секса.

А потом медовый месяц офиналился, и Байрам повез Алиску домой — в ту самую возле-альдебарана — под диербакыром деревушку.

Турецкие деревушки — отдельная мелодия. Мелодия заунывная, тоскливая, русскому уху не привычная. Случаются такие жутенькие места, где до сих пор нет освещения и где женщины полощут белье в горных реках. Где дети зимой бегают босиком по снегу и не знают, как лепить снеговика, потому что снеговик это уже почти изображение человека, что есть великий грех. Бывают деревни менее жуткие. Там в кособоких мазанках старушки перебирают шерсть или лущат фисташки, а девушки похожи на козочек и даже умеют читать. Бывают деревни как бы села… И там все в порядке и со школами, и телевизор ловит все каналы, так что по вечерам старики могут смотреть на какие-нибудь МТВишные страсти и плеваться от омерзения. Я плохо знаю турецкую провинцию, совсем недостаточно для того, чтобы подробно описать, что там и как. Знания мои больше киношные и случайно подслушанные, но, в любом случае, для этой истории достаточные.

Вот, например, я точно представляю, в какую дырищу попала наша Алиса. В очень даже симпатичную турецкую дырищу с нехилым рынком-пазаром, с начальной школой и поликлиникой на одного врача-энтузиаста и пару фельдшеров. Горсть мечетей и мужские кафе в количестве четырех штук… Полтора баккала и настоящая кондитерская… Там даже имелся какой-то клуб, куда девицы ходили по утрам на курсы домоводства, а парни толпились по вечерам перед старенькими компами, чтобы добраться до Интернета. Да. Райцентр (Алиска сказала название — я забыла) находился где-то в получасе езды на машине, что означало почти цивилизацию. В райцентре (ужас, ужас) существовал настоящий бар, где подавали пиво. Эта юдоль разврата посещалась крайне редко и только мужчинами. В самой деревушке спиртного не водилось в принципе. Поэтому Байрам прихватил с собой пару бутылок Ракы и ящик Эфеса, и с помпой, а также с молодой женой въехал в родную деревню…

Пялиться на русскую красавицу выперлось все население, включая младенцев и парализованных старух. Алиса гордо вывалила из машины ляжки, обтянутые стретчами, а затем вынесла на улицу свой четвертый размер, предварительно укутанный Байрамом в шарф. «Ооооаххх», — зашевелилась толпа. Даже максимально завернутая в тряпье Алиса была нестерпимо хороша. И белые косы на голове — как корона (кстати, в турецком белые волосы означает седые волосы, а вот для блондинок употребляется термин желтоволосая). Наша желтоволосая Алиса плыла под пристальными взглядами соседей и ощущала себя богиней… Ага… А кем еще она могла себя ощущать, когда все остальные женщины были плотно упакованы в чаршафы (все помнят, что чаршаф — это хиджаб?) угольного цвета.

Впрочем, царствование Алискино завершилось минут через десять, когда Байрамов батюшка — лысый, бровастый и злой, швырнул через порог черную тряпку.

— Теперь так ходить будешь, — рявкнул Байрам и проследил за тем, чтоб жена правильно нацепила бесформенный балахон. — У нас тут женщина скромный, неблять. Ты теперь тоже неблять.

Вообще, я полагаю, что Байрам вот в это «блять-неблять» ничего обидного вовсе не вкладывал. Просто у него была такая гибкая философия, основанная на восточном менталитете и двух основных понятиях: блять и неблять. В Москве, в Стамбуле, и даже в Анталии Байрамов менталитет прогибался под объективную реальность, поэтому парадигма «блять-неблять» была несколько иной. А здесь, в родной деревне, парадигму устанавливал отец и молла…

Короче, Алиска повыступала, словила в лоб и пошла знакомиться с родней (в режиме «блять» родня с ней знакомиться отказалась). В режиме «неблять» все прошло даже очень симпатично, Алиске разрешили перецеловать старикам руки, перелобзать женщинам щеки и перегладить макушки многочисленных детей.