Мати Унт - Осенний бал

Архитектор Маурер, конечно, и сам знал, что на Мустамяэ удалось далеко не все. Что многое там еще далеко от совершенства. Что если там бродить, не получаешь представления о городе целиком. Дома и промежутки между ними столь велики, что структура города с точки зрения одиночного пешехода остается статичной. Город открывается лишь тому, кто промчится через него на автомашине. Но это ведь особенность всех новых городов. И так ли уж это плохо? Все равно в будущем все будут ездить на машинах. Неверно также думать, будто лучше всего город виден богу, что только отец небесный воспринимает структуру посвященного ему города и благодарит его создателей, как благодарил он их, взирая на Кельнский собор. Да на небе и нет никакого небесного отца, люди сами достигли неба! Эстеты похваляются, что в жизни не летали на самолете. Они с серьезной миной утверждают, что предпочтут скорее карету, повозку или грузовик с дровяным топливом.

Всю эту тоску по прошлому Маурер ненавидел. Он предпочитал смотреть вперед, он был мужчина. Он выбрал смелость. Он был один из тех немногих соавторов проекта, кто занимался им ежедневно. Прочих жизнь забросила в другие районы. И теперь Маурер со злостью замечал, что те, кто не разделял с ним его будней, даже главные авторы, начали находить в Мустамяэ всяческие недостатки, кто в прямой, кто в завуалированной форме. Маурер не терпел флюгеров. Героизм утомлял его, как и любого другого, но он не жаловался никому, даже жене, тем более детям. Маурер считал, что в жизни надо быть смелым, что всем надо дарить эту смелость, а не лишать их ее. Раз на свет родились, будем сильны, думал Маурер. Жизнь и сила — синонимы. Материя не терпит слабости. Ночь, влажность, слезы, туман, болота, змеи, духи, лианы, шампуни — весь этот хлам Маурер не терпел. Луне он предпочитал солнце.

Швейцар Тео в последнее время занимался развитием магнетизма. Он знал, что магнетический мужчина всегда спокоен, никогда не нервничает. Магнетический мужчина никогда не смотрит людям в глаза, ни в правый, ни в левый, а только в переносицу, между глаз, и смотрит так, что сразу же чувствуешь, как тебя пронизывает его взгляд. При этом магнетический мужчина всегда вежлив. Тео тренировался магнетическому взгляду перед зеркалом. Он рисовал шариковой ручкой точку между глаз и смотрел на нее в зеркало, примерно четверть часа. Упражнения помогли хорошо: с женщинами вступал в разговор почти всегда, заделывал не каждый раз, но расположение выказывал постоянно, особенно по благоприятным дням. Тео так привык глядеться в зеркало, что чувствовал себя неуверенно в помещениях, где зеркал не было, ведь не знаешь, как ты выглядишь, если нету зеркала. Порой его охватывал страх, существует ли он вообще, поскольку этому не было никакого подтверждения. Поэтому Тео нравились ванные, купе, гардеробы, прихожие, спальни, парикмахерские, швейные ателье; на работе же он мог разглядывать себя постоянно. На улицах он гляделся в витрины. В Старом городе, где были маленькие и высоко расположенные окна, Тео чувствовал себя неуверенно. Еще он делал гимнастику лица: улыбался без причины, растягивал рот до ушей, выпучивал глаза, широко разевал рот или же, наоборот, сощуривался и поджимал губы в одну точку. Тем не менее он находил в себе новые недостатки, хотя и удалось избавиться от прыщей. Он заметил, как расширяются поры на коже щек. Попытался исправить дело самовнушением, но пока безуспешно. Некоторые вещи вообще не получались. Конечно, часто это зависело от расположения звезд. Один раз влияние Урана оказалось столь неожиданным, что Тео потерял двести пятьдесят рублей — самая крупная утеря денег за всю жизнь. Иногда Марс вызывал жестокие мысли. Сатурн в отношении женщин всегда действовал положительно. На всякий случай Тео носил оловянный перстень с ониксом. Перстень сделал ему один человек. Серы, опиума, мускуса и мирры у него не было, и достать их было неоткуда. Олег, читавший английские книжки, сказал, что раз у Тео планета Сатурн, то ему надо сжечь на огне толченый мозг черной кошки, но Тео эти зверства были не по душе. Он рассчитывал как-нибудь обойтись и без этого. Ему не нравились все эти идеалистические штучки и магия, которые восхвалял Олег. Тео был материалист. Он верил, что все явления имеют научное объяснение, физическую основу. Пока сама наука еще недостаточно развита, она не может еще все объяснить, но разовьется и все объяснит.

Ночью Виктора забрали в милицию. Они шли через вокзал. Виктор к кому-то пристал. Тео ему не велел связываться, но Виктор только пуще разошелся и схватил того за грудки. Тут же поблизости оказался милиционер. Виктор сразу не разобрал, что он милиционер, и на него тоже полез. Разумеется, его увели. Тео с женщинами на всякий случай держался подальше. Милиционеры занялись Виктором и не заметили, что он в компании. Но он сам дурак, разошелся на вокзале, где полно милиции. Фактически Виктор примитивен. Неизвестно, где и работает, наверно, чернорабочий. Он остался с женщинами один. Одна блондинка, вторая рыжая, но он не понял, может, крашеная. К рыжей Тео сразу почувствовал огромную любовь, но и к блондинке не остался равнодушен. Они пошли с вокзала, и одна, эта белая, позвала к себе. Может, они были сестры, но Тео не стал спрашивать. Он купил у таксиста водки, женщины тоже дали по рублю. По дороге Тео развлекал женщин разговором. Рассказал пару снов, виденных в последнее время. Один такой. Огромный, нескончаемый берег моря, пляж, и одетые, в купальных костюмах, люди загорают, все вповалку. Кажется, будто все спят, у всех глаза закрыты. А в небе кто-то летит. Второй такой. Широкое ровное поле, и по нему идет дорога. Впереди какой-то сад, сад счастья, и его надо пройти, но так, чтобы никто не видел. Тео бросился на землю и через этот счастливый сад прополз, и никто его не заметил. Потом он оказался голый в одном большом доме и купил там двух маленьких зверьков. Но больше всего я во сне вижу горы, пояснил Тео. Один раз втроем в железной клетке стали падать с высокой горы, а убило меня одного. Еще видел на склоне стадо овец, продолжал Тео, а другой раз на вершине видел велосипед, он сам собой стоял, без подпорки. Болтая так, Тео держал обеих женщин под руку. Одна, белая, вспомнила Виктора, но Тео сказал, что его теперь до утра не увидишь, наверно, увезли в вытрезвитель. А вон, смотрите, деревья некоторые уже облетели почти, обратил он внимание женщин на перемены в природе, сразу вдруг столько листьев облетело, а остальные все желтые. И туман подымается, добавил он, вздохнув, ну и густой, дышишь и чувствуешь его. Все трое глубоко вдохнули осеннюю сырость. Вот и год прошел, охнула рыжая. Тут белая сказала, что вон в том доме она и живет. Сразу за гостиницей, недалеко.