Наталья Дорошко-Берман - Красная гора - Рассказы

Лысый мужчина смотрел на Лизу взглядом Христа. Лиза поняла, что больше всего на свете любит этого человека, и что час его пробил, и что она, Лиза, сейчас его убьет. Она подошла к нему, чувствуя, как все ее тело покрывается испариной, как дрожат ее руки и подкашиваются ноги, стала на цыпочки и поцеловала в лоб.

— Замечательно, — крикнул Гриша, — замечательно. Ну и какое ж будет наше следующее задание? — обратился он к залу.

— Пусть каждый из них покается перед нами в самом главном своем грехе! — крикнул женский голос.

— Отлично, — обрадовался Гриша, — отлично. Идите за сцену, и пусть каждый из вас вспомнит всю свою жизнь, обнаружит в ней самый большой свой грех, а потом выйдет сюда и поделится с нами. Десять минут на размышление. Очередность устанавливайте сами. А я пока займу публику.

За кулисами они бросили жребий, и Лизе выпало выходить последней. Как ни крути, ей вроде бы и каяться было не в чем. Она была верной женой, любящей матерью. С Игорем они всерьез стали встречаться на втором курсе института, а на четвертом поженились. Он как увидел ее впервые, так сразу и выдохнул: «Богородица!» Ей вообще-то многие говорили, что она похожа на богородицу. Говорили, наверное, из-за ее больших, широко распахнутых глаз, какие обычно изображают на иконах, и кроткого выражения лица. У нее сложились с мужем прекрасные отношения, и он, должно быть, даже не догадывался, что к постели она относится только как к супружеской обязанности и выполняет эту обязанность так же, как моет полы, подметает, готовит обед. Надо так надо. Беда была только в том, что временами Лиза чувствовала, как на нее накатывают волны нервозности, злости, агрессивности, и не понимала, откуда они берутся и как с ними бороться. В конце концов она занялась бегом по утрам и немного успокоилась. Правда, раньше ей хватало двадцати минут бега для того, чтобы прийти в норму, а теперь уже и часа было мало. В общем, если бы не эти странные приступы агрессивности и злости, каяться ей, собственно, было не в чем.

Ей вдруг припомнился один эпизод. Это было в детском саду. Она подговорила девочку Нонну сорвать с дерева яблочко. Яблоки им рвать не разрешалось. Они были предназначены только для компота. Она пообещала Нонне, что не выдаст ее воспитательнице, но, как только Нонна съела яблоко, тут же завопила: «А я скажу, скажу!» Нонна потом еще долго приносила ей пупсиков как плату за молчание. Впрочем, Лиза и воспитательнице не собиралась выдавать ее, и пупсики ей не были нужны. Ей нужен был Ноннин испуганный, затравленный взгляд, взгляд зайчонка, которого уже настигли и вот-вот слопают.

— Так в чем же мы будем каяться? — радостно потирая руки, спросил ее Гриша, когда она вернулась на сцену.

— Я хочу покаяться, что я шантажистка, — выкрикнула Лиза.

— Шантажистка! Вот это да! — засверкал глазами Гриша. — Р ассказывайте.

— Когда мне было шесть лет… — начала Лиза.

— Шесть лет, — разочарованно протянул Гриша, — ну подумаешь, шесть лет.

— Да, шесть лет, шесть лет! — взорвалась Лиза. — Все оттуда! Понимаете, все оттуда! Это во мне! Я не в силах от этого избавиться.

— Так, так, — захлопал в ладоши Гриша. — Новое задание. Давайте им новое задание.

— Пусть завоют по-волчьи! — истерически завопил кто-то.

— Лучше не придумаешь! — чуть не подпрыгнул Гриша и вдруг подошел к Лизе и свистящим шепотом произнес: — Покажи свои клыки, богородица!

И тут Лиза завыла. Да, это был вой волчицы. Она знала теперь, что она волчица. Не кто иная, а именно волчица. Как могла она столько лет притворяться? Как могла читать умные книги, слушать Бетховена, Шопена? Она поняла, наконец, что ей нужно.

Ей нужны дикая природа и бегун на лесной тропинке, и прыжок, и комочек его дрожащего горла под ее губами, зубами. Ей надо мять его, чувствовать сладость его плоти, впиваться в эту жаркую плоть всей своею жаркой плотью и даже в лицо его не смотреть, иначе разум, черт бы его подрал, тут же погасит в ней все инстинкты. Она вспомнила, что ей однажды уже снился этот сон, а, может быть, такие сны снились ей часто, а потом она просыпалась вся в липком поту, ничего не помня и не понимая. Она вдруг услышала, что ей вторят еще двое волков. Она почувствовала их горячее дыхание где-то поблизости.

— Спектакль закончен, — вопил Гриша. — Теперь вы знаете о себе все!

Краем глаза Лиза видела искаженное, испуганное лицо своего мужа, но ей уже было все равно. Она знала, что завтра наступит долгожданное утро и снова будет бег по лесной дорожке и будет какой-нибудь бегун, непременно будет какой-нибудь бегун или рядом, или сзади, или спереди…