Стивен Роули - Лили и осьминог

Как тогда выстоять?

Как дышать?

Как не сдаваться?

11:00

Я одет так, как обычно никогда не одеваюсь, выходя из дома, но мне все равно. Закутываю Лили в плед – на случай, если у нее будет недержание. Мы стоим в кухне, я думаю, знает ли она, что видит ее в последний раз. Если и знает, если и понимает все, что происходит, трагедию из этого она не делает. А я так не могу. В этом доме она прожила десять из своих двенадцати с лишним лет.

Вон на полу ее пустая лежанка. Она застелена пледом с рисунком из отпечатков лап. Перед раковиной на полу – пятно утреннего солнца, в котором она так любит нежиться. Вот шкаф, в котором мы храним кастрюли и сковородки, тот самый, под который вечно укатывался красный мячик, а Лили застревала, пытаясь достать его, так что на виду оставались только задние ноги и виляющий хвост. Вот пластиковый уголок для завтрака, дублер ее лежанки на время полуденного сна. Вот дверца шкафа, за которой прячется мусорное ведро, – в эту дверцу она скреблась, когда я спешил выбросить еще приличную, на ее взгляд, еду. Вот ящик с ее игрушками, на который она выжидательно поглядывала, когда ей хотелось играть. Вот манеж, где она просидела двенадцать недель, постепенно оправляясь после операции. Вот жестяная банка с ее собачьим кормом, вот место на полу, куда дважды в день ставилась наполненная миска. Вот задняя дверь, которую она охраняла с грозным рыком немецкой овчарки, стоило кому-нибудь пройти мимо. Вот миксер – с его помощью я взбивал тесто, когда ко дню рождения собирался испечь ей домашнее печенье. Вот плита, об которую она в пылу игры стукалась так, что только искры летели из глаз. Вот угол, уткнувшись в который, она лаяла, когда у нее началась деменция.

Вот красный мячик лежит на полу.

Застывший.

Безжизненный.

Неподвижный.

12:00

Мы входим в ветеринарную больницу через раздвижные двери, здесь все не так, как мне запомнилось, женщина за стойкой, спрашивает, чем может нам помочь (но не спрашивает, можем ли мы подождать), и я с запинкой объясняю:

– Я недавно звонил…

Она кивает и останавливает проходящую мимо коллегу, удержав ее за плечо.

И что-то шепчет ей.

Вторая женщина ведет нас в смотровую и обещает, что врач сейчас подойдет. И оставляет нас, прикрыв дверь, заключив нас в комнате.

Я сажусь вместе с Лили на единственный стул. Он холодный.

На часах, висящих на стене, нет секундной стрелки, и мне кажется, проходит минуты три, прежде чем я вижу, как минутная стрелка сдвинулась на одно деление.

Здесь тихо. Мало что происходит в середине четверга.

Вечера по четвергам мы с моей собакой Лили отводим под разговоры о парнях, которых считаем симпатичными .

– Сегодня четверг, фасолинка. По четвергам мы обсуждаем парней.

Лили только и делает, что поднимает бровь, а в остальном сохраняет неподвижность.

– Может, кого-нибудь из старой гвардии – молодого Пола Ньюмана или молодого Пола Маккартни?

Лили вздыхает.

Вопрос: «Какой звук или шум вам нравится?»

Ответ: « Когда вздыхают щенята ».

У меня срывается голос.

– Знаешь, что я тебе скажу? – Я запрокидываю голову, чтобы слезы не капали на Лили. – По-моему, по красоте с молодым Полом Ньюманом никто не сравнится.

Шаги за дверью. Пожалуйста, не входите. Прошу вас, идите себе, оставьте нас в покое. Уйдите навсегда, пожалуйста .

Шаги проходят мимо.

– « Бутч Кэссиди ». « Хладнокровный Люк ». Брик в « Кошке на раскаленной крыше ».

Часы отсчитывают еще минуту. И еще несколько.

Мне хочется сбежать, но ноги вросли в цемент, приклеились к полу, нижнюю половину тела парализовало, как у Лили, когда мы в прошлый раз приехали в эту больницу.

Опять шаги. Эти останавливаются.

Дверная ручка поворачивается.

Дверь открывается.

Входит женщина в белом халате. Она улыбается – приветливо, но не чересчур. Ей уже известно, что сейчас будет.

– Кто у нас тут? – спрашивает она.

Я больно щиплю себя за палец.

– Это Лили.

Женщина выкатывает табурет из-под смотрового стола, подвозит к нам и садится.

– Что это у Лили на голове? – Она придерживает тремя пальцами подбородок Лили и поднимает ей голову – очень осторожно, чтобы осмотреть.

– Это осьми… – начинаю я, но осекаюсь. Все, хватит . – Это опухоль.

Ветеринар достает из кармана фонарик и светит Лили в глаза. Реакции нет.

– Она слепая?

– Да. Опухоль вызвала слепоту. И все остальное.

Она осторожно проводит рукой по опухоли и снова укладывает голову Лили ко мне на колени.