Али Смит - Зима

Она включает свет. Это Артур. Ему семь лет. Он приехал домой на Рождество. Он в слезах.

— Я пытался относиться к этому как взрослый, — говорит он. — Но это все равно пугает, и я точно испугался. Потому и пришел.

— Что может так напугать? — говорит София. — Не бывает ничего настолько страшного. Иди ко мне.

Артуру приснился кошмар. Он садится на кровать. Он бежал по пшеничному полю. Стоял прекрасный летний день. Потом на полпути он вдруг понял, что он сам и все остальные дети, бежавшие по полю, отравились химикатами, рассеянными в воздухе и выпавшими на кожу. Этими химикатами фермеры опрыскивали пшеницу, и хотя день был все такой же солнечный, а пшеница — такого же красивого желтого цвета, все они умрут — от болезни.

— Я проснулся и стал задыхаться, — говорит Артур.

Боже мой. Кошмар Айрис.

София встает. Берет на руки Артура. Укладывает его в свою постель. Садится на край кровати рядом с ним.

— А теперь слушай, — говорит она. — Ты должен перестать верить всей этой лжи о том, что мир отравляют. И о бомбах. И о химикатах. Потому что все это неправда.

— Да? — говорит Артур.

— Да, — говорит София. — Зачем людям, которые занимаются своими делами в этом мире, пытаться ему вредить?

— Но они же опрыскивают всё этой гадостью, — говорит Артур. — Они опрыскивают. Я видел.

— Да, но… — говорит София. — Это опрыскивание… Так мы обезвреживаем то, что растет в поле, чтобы мы могли его съесть. Те вещества, которыми опрыскивают пшеницу, убивают насекомых, жуков и бактерий, иначе бы они ее уничтожили, а сорняки заглушили. Поэтому фермеры смогут собрать урожай, не потеряв ни единого…

— Насекомые умирают? — говорит Артур.

— Да, но это хорошо, — говорит София.

— Разве нельзя просто снять их и перенести на другое поле, чтобы они могли съесть что-то другое? — говорит Артур.

— Это просто насекомые, — говорит София.

— Некоторые насекомые красивы, — говорит Артур. — Некоторые важны.

— Да, но ты же не хочешь, чтобы у тебя в корнфлексе были букашки, — говорит София.

— Да, но разве они должны погибать? — говорит Артур.

— Ты не хочешь, чтобы у тебя в хлебе были букашки, — говорит София. — Ты не хочешь, чтобы у тебя в хлопьях были микробы.

Артур смеется.

— Микробья, — говорит он.

— Я скажу тебе, чего ты хочешь, — говорит она.

— Чего? — говорит он.

— Ты хочешь горячего шоколада. Да?

— Да, — говорит Артур. — Хочу, спасибо.

— А потом я расскажу тебе историю, — говорит она. — Хорошо?

— Какую историю? — говорит Артур.

— Реальную, — говорит София. — Рождественскую.

Артур хмурится.

— А потом мы поиграем в угадайку, — говорит она. — Ты попробуешь угадать, какой подарок получишь на Рождество.

Артур кивает.

— Вот и ладненько, — говорит София. — Я вернусь через минуту. Полежишь тут один всего одну минутку?

— Хорошо, — говорит Артур. — Только если не больше одной минутки.

— Ну, ты уж постарайся, — говорит София. — Ведь для того чтобы приготовить горячий шоколад, мне нужно спуститься в кухню и потратить время на его приготовление.

— Да, — говорит Артур. — Согласен.

— А это может оказаться чуть дольше одной минутки, но я вернусь, как только он будет готов, — говорит она. — Ладно?

Артур кивает.

София спускается на первый этаж.

Боже правый. Десять минут пятого утра.

Она стоит на кухне и качает головой.

Ребенок. Такой впечатлительный, буквально пышет впечатлительностью. Она и сама ужасно себя чувствует: его страдания передаются ей всякий раз, когда она к нему подходит. Господи. Еще и кошмары Айрис. Ей самой они не снились уже много лет: гряда облаков вдалеке, вспышка света, ожидание в невзрачном доме, когда сердце безумно стучит в груди от напряжения, а затем слепота — это значит, что глаза расплавились и стекают по лицу.

Она делает глубокий вдох.

Со вздохом выдыхает.

Она смешивает шоколадный порошок с молоком, а потом доливает в кружку кипятка. Так они делали, когда она была маленькой, когда они с Айрис были маленькими и надо было экономить молоко.

А что потом?

Прошло почти десять лет.

Вскоре после этого умрет отец.

София говорит с ним по телефону: он позвонил ей по рабочему номеру. Он довольно редко это делает, так что наверняка что-то важное. Но оказалось, ничего важного. Отец выдернул ее из видеоконференции по мировым стратегиям, к которой она готовилась много недель.

— Собака, — говорит он. — Русская собака.

— Да, была такая собака, разве нет? — говорит София. — Но я не могу сейчас говорить. Давай позже?