Мадлен Тьен - Не говори, что у нас ничего нет

Мы сами не заметили, как недели со времени отъезда Ай Мин превратились в месяцы, а месяцы — в годы.

Восемнадцатого мая 1996 года я смотрела телевизор и пыталась решить сложную задачу («Пусть D — положительное целое число, квадратный корень которого не является целым числом. Докажите, что цепная дробь квадратного корня из D конечна»), как вдруг зазвонил телефон. Голос Ай Мин был слышен поразительно ясно, словно от меня требовалось лишь протянуть руку и втащить ее в комнату. Я была вне себя от счастья. Последнее письмо от нее пришло месяц назад, и спустя пять долгих лет мы с мамой ждали хороших новостей — амнистия, о которой давно ходили слухи, наконец состоялась, и Ай Мин, вместе с почти полумиллионом остальных, подала заявление на ПМЖ в Соединенных Штатах.

— Ма-ли, — сказала она, — я звоню поздравить тебя с днем рождения.

Мне только-только исполнилось семнадцать. Ай Мин засыпала меня вопросами — про маму, про математический летний лагерь, про мои планы на университет, про нашу жизнь — но я пропустила это мимо ушей.

— Что там с твоим заявлением? Тебе назначили собеседование?

— Нет… пока ничего нового.

Я попросила ее дать мне свой номер и положить трубку, чтобы я могла ей перезвонить.

— О нет, не беспокойся, — сказала Ай Мин. — Тут такие дешевые телефонные карточки. Всего цент в минуту.

Теперь она говорила по-английски с намеком на нью-йоркский акцент — с напряженностью, которой раньше в ее выговоре не было. И в Сан-Франциско, и в Нью-Йорке она кем только не работала — официанткой, уборщицей, няней, репетитором. Сперва, в силу американской новизны, ее письма искрились наблюдениями, шутками и историями. Мы с мамой дважды навещали ее в Сан-Франциско, где, несмотря ни на что, она казалась счастливой. Но с тех пор, как в 1993 году она переехала в Нью-Йорк, мы с ней не виделись. Ай Мин всегда говорила, что время не самое удачное — то она жила в общежитии и ей нельзя было принимать гостей; то расписание у нее было плавающее; то она работала в ночную смену. И все же письма от нее приходили как по часам. Ай Мин больше не писала о своей жизни, а вместо того вспоминала Пекин или свое детство.

В 1995-м, когда Конгресс принял Раздел 245 (i) Акта об иммиграции и гражданстве, мы думали, что за год она легализуется.

Сейчас, по телефону, я и не знала, что сказать. Вдруг ни с того ни с сего начались помехи.

— Ай Мин, правда, как у тебя дела?

— Мари, мой английский настолько улучшился, что им меня не завернуть, — она рассмеялась — чужим смехом. — Как только получу документы, поеду домой. Моя мама… Да ничего такого, просто… — на заднем плане до меня донесся шум машин. — Ты же скоро приедешь в Нью-Йорк, правда?

— Конечно!

Но, хоть я и говорила так, я понятия не имела, как бы такое могло быть возможно. Мы с мамой нищенствовали как никогда в жизни.

— Тебе уже семнадцать. Если бы мы шли по одной улице, я бы тебя, может, и не узнала.

— Да я совсем не изменилась, только выше стала… Ай Мин, новый анекдот хочешь? Что буддист написал в открытке? — она уже хихикала. — «Не думаю о тебе».

— Ма-ли, сколько надо буддистов, чтобы ввернуть лампочку?

— Ни одного! Они и есть лампочка.

Машины на фоне словно рассмеялись контрапунктом.

— А ты не могла бы… — она закашлялась и перевела дух. И сказала: — У тебя еще остался тот рукописный экземпляр семнадцатой главы? Он был твоего отца…

Я должна была настоять, должна была спросить, что она хочет мне сказать, но Ай Мин казалась такой хрупкой. Как будто я стала старшей сестрой, а она — младшей. Я сказала:

— Конечно, вот она у меня на полке, рядом с теми, что мы отксерили в Сан-Франциско. Помнишь? Вот я стою, и мне прямо отсюда ее видно. Этим летом мы приедем в Нью-Йорк, обещаю.

— Скучаю по вашим голосам. Иногда мне часами приходится каждый день ездить в подземке, я как ребенок в нижнем мире и всякое себе воображаю… Нижний мир — отдельное царство, с собственными префектурами, магистратами и правительством, он должен был быть вообще отдельным городом… Томлюсь любовью я к утраченному раю / Воспряну я к свободе и в дальний путь пущусь. Знаешь эти стихи?

Ее слова меня напугали.

— Ай Мин, только не отчаивайся, не сейчас, когда ты уже столько трудилась.

— Ох, Ма-ли, я же не хочу сказать, что я несчастлива. Совсем напротив. Просто я хочу сделать еще один шаг. Я хочу жить.

Прежде чем попрощаться, я записала ее новый номер — на той же странице, что и решение цепной дроби квадратного корня из D. Но когда вечером мама попыталась дозвониться до Ай Мин, нас не соединяло. Я боялась, что не расслышала или неправильно записала — и все же ее голос звучал так точно, так безупречно четко. Когда мама попыталась дозвониться до матери Ай Мин, нас соединило — но никто не брал трубку.