Мадлен Тьен - Не говори, что у нас ничего нет

На тетке была светлая блузка и темно-синяя юбка ниже колен. Должно быть, тускло подумала Чжу Ли, это ее одежда вызвала гнев хунвейбинов.

— Товарищи, вы только поглядите на это отребье! — завопила девица, волоча тетку вдоль очереди.

Девица так громко орала, что ее розовый рот как будто поглотил все ее лицо. Чжу Ли подавила желание расхихикаться, раствориться в игривом веселье, отвернуться и скрыть свое потрясение, но тут девица пихнула тетку прямо на нее.

— Дай ей по бесстыжей морде! — заорала она.

Чжу Ли застыла как вкопанная.

— Ударь ее! — крикнула девица.

Кто-то рядом с Чжу Ли протянул руку и отвесил тетке звонкую пощечину. Звук — или же его эхо — получился мягкий и приглушенный. Лицо тетки было скрыто темными волосами, выбившимися из-под резинки, а затем ее голову оттянули назад, и Чжу Ли увидела кровь у нее на губах — полных и нежных. Эту женщину, тупо подумала она, наказывают за желание, за вырождение, что у нее внутри.

— Ты, товарищ! — закричала девица. Чжу Ли подняла глаза. — Преподай этой шлюхе урок!

Где-то совсем рядом в ухо ей шептал мужской голос:

— Давай, не бойся. Всем нам надо усвоить урок, не стесняйся!

Женщина стояла так близко к Чжу Ли, что та видела, как дрожат ее веки и набухают свежие капельки крови. Девица орала какую-то бессмыслицу. «Куда я дела талоны? — ошеломленно подумала Чжу Ли. — Очередь что, сдвинулась? Не хочу потерять свое место. Я так долго-предолго ждала». Она занесла правую руку, но ничего не сделала.

— Давай, — поторапливал мужчина. И ласково, так ласково: — В чем дело? Не стесняйся!

На них все больше напирали. Тетку вдруг отдернули прочь. Ладонь Чжу Ли осталась раскрытой, словно собираясь поймать что-то из воздуха.

— Маленькая капиталистическая шпионка, — говорила девица. — Шлюха вонючая!

Очередь ломилась вперед. Уголком глаза Чжу Ли заметила кого-то с невероятно огромным мешком муки. Молодежь обносила распределительный склад, даже вытаскивая оттуда работников. Чжу Ли закрыла глаза.

— Сорвем с них маски!

— Буржуазные крысы!

— Выволочь их вон!

В криках прослеживался веселый плясовой оттенок — фокстрот французского Пьеро.

— Быстро, начисто, отрубить им головы!

Откуда только взялась эта толпа? Чжу Ли слышала грохот, точно рядом приземлялся самолет, но то была лишь распаленная, плотная масса людей. Время ускользало. Скоро стало бы слишком поздно.

— Да просто кричи лозунги, — шепнула девушка рядом. — Быстро! Они на тебя смотрят. Ох, ну что же ты так боишься?

Была ли то маленькая босоногая девушка? Но, обернувшись, Чжу Ли увидела лишь напирающие тела и ни одного сочувственного лица. Очереди больше не существовало, ее смяла толпа. Где же талоны? Неужели кто-то выдернул их у Чжу Ли из рук? Нет, они были на месте — заткнуты в карман юбки. Чжу Ли затошнило, она поняла, что ее сейчас вырвет. А где та женщина? Что за отвратительный изъян они в ней углядели? Толпа словно набухла и поглотила ее, оторвав от истерящих хунвейбинов, толпа была и ужасом, и спасением. В своей ярости она эволюционировала от сотен зевак в единое существо, в змею с тысячей глаз, что извивалась тот так, то эдак, выискивала со все возрастающим тщанием каждую обнаруженную в себе крупицу грязи. Змея вертела по сторонам длинной шеей. Когда она нашла Чжу Ли, то тут же оторвала ее от земли и потащила сквозь толпу. «Не бойся, — подумала Чжу Ли, — это не на самом деле». Она вдруг очутилась в новой очереди. Это что, она кричала? С ней было с дюжину людей — старухи, тетки и даже девушки, — и все глядели в ужасе и оцепенении. Вокруг чванно разгуливали хунвейбины и тычками заставляли их встать на колени. Чжу Ли ударилась о бетон, и на нее нахлынула боль. Она тут же словно отделилась от себя, наблюдая с расстояния нескольких шагов, она была частью толпы, и ей видно было жертв — и себя тоже. Девушка — другая девушка — шла к ним с ножницами. Она запрокидывала голову за головой и отрезала огромные клоки волос.

— Мерзкие суки, — твердила девушка.

Чжу Ли вернулась в себя и ощутила ослепительный щелчок ножниц — а затем непривычную легкость, когда упала копна ее волос. «Ничего страшного, — подумала она, — главное, талоны не потерять. Папаша Лютня очень рассердится, если я выроню их из кармана». Опять что-то творилось. Кто-то произнес:

— А, да это же скрипачка. Чопорная сучка, чей папаша контрреволюционер.

Они вырвали у нее сумку, перевернули вверх дном, и ноты Бетховена гневно выпорхнули наружу. До Чжу Ли доносились плач и мольбы, треск рвущейся одежды, но она сосредоточилась на бумагах.