Мадлен Тьен - Не говори, что у нас ничего нет

Когда Папаша Лютня ушел, Воробушек с Чжу Ли остались сидеть в неловкой тишине. Шторы были задернуты, но слышно было, как трясет улицы — снаружи доносились волны ликующих выкриков.

— Кампания эта очень мощно начинается, — сказала Чжу Ли — легко, точно обсуждала новую музыкальную пьесу. — Вообще-то, Воробушек, тебя уже тоже кто-то разоблачил. Я сама видела.

— Да весь факультет разоблачили. Не могут же они всех нас перестрелять.

Когда она не ответила, он пошутил, что перемены бы ему не помешали. Пожить в пустыне, подальше от честолюбивых студентов, стало бы прекрасной передышкой. Наконец-то появилось бы время сосредоточиться на собственной работе.

Чжу Ли его не слушала.

— Я последние несколько дней тебя вообще почти не видела. Где ты был, что делал?

— Думал.

— Ты новую симфонию закончил?

— А, — сказал Воробушек. — Симфония — одно название.

Чжу Ли улыбнулась, но лицо ее в темноте казалось очень худым и бледным. Через пару месяцев ей должно было исполниться пятнадцать, но на свой возраст она не выглядела; она казалась хрупкой, словно детская пухлость ее покинула, но ничего не пришло взамен.

— Если это ты так напрашиваешься на комплименты, то перебьешься. Знаю я, как ты их ненавидишь. Но, Воробушек, эта твоя симфония, я благодаря ей не забываю, что такое музыка. Это самая честная вещь из всех, что ты писал, и я из-за нее тебя просто побаиваюсь.

— Сестрица, ты наверняка выбилась из сил. Может, отдохнешь?

Она улыбнулась.

— Ничего я не выбилась. По правде говоря, у меня такое чувство, словно всю жизнь я спала, но теперь… наконец-то пробуждаюсь.

— В каком смысле ты спала?

— Я теперь вижу, — сказала она, — что все эти часы репетиций, вся преданность делу, честолюбие и мечты, все это подходит к своему пику, — она помолчала немного. — Я слишком медленно продвигаюсь. Чему там профессор Тан меня учил? Для «Цыганки». Кто слишком медленно играет, того поглотит время.

— Чепуха.

— Вчера, — продолжала она, — уходя из консерватории, я зашла во внутренний двор, и вдруг меня разом обступили однокурсники. Они сказали, что я теперь обязана опуститься на их уровень. Пытались отобрать у меня скрипку. Я все повторяла: «Я патриотка, я хочу служить отчизне», — но они только рассмеялись и сказали: «У попрыгуньи-стрекозы отчизны нет». «Пора преподать правоуклонистской сучке урок». — Она помолчала, с серьезностью, которая словно разлилась по всему ее телу, скрестив на груди руки. — Еще несколько человек прибежали из здания, случилась ссора. Потом она перешла в драку, но мы с Тофу Лю ухитрились сбежать. Если бы не Тофу, я могла бы попасть в настоящую беду, — она смеялась. — Мы сбежали! И я подумала: как это странно, что это я — убегаю, потому что это же они боятся мира, который им неподвластен. Прошлой ночью пришли к Тофу Лю. Ты же его знаешь, да? Такая нежная душа, еле-еле страницы переворачивает. Весь дом ему разнесли, избили родителей, разломали мебель. Все музыкальные инструменты… его отец — правый уклонист. Обвинение предъявили в пятьдесят восьмом, в том же году, что и моего.

— Зачем ты согласилась пойти на учебную группу? — Воробушек услышал перемену в собственном голосе, нотку обвинения, и ему самому от себя стало гадко. — Почему ты мне не сказала?

— Потому что, когда утром зашел Кай, я видела, что ты счастлив. Я была рада видеть тебя довольным. И Кай же наш друг, разве нет? Потому что я же знаю, я же тоже вижу, что происходит. Я думаю… нечего тут сказать.

— В консерватории репетировать ты не будешь. Я уверен, все вернется на круги своя, но… ты не должна делать ничего, что может привлечь их внимание.

— Не делать ничего? — сказала она. — Что же мне делать? Воробушек, ты знаешь, что Кай теперь хунвейбин? Я слышала… он возглавлял напавших на родителей Тофу Лю…

— Ты это себе надумала.

Она ошеломленно уставилась на него.

— Как я могла что-то такое надумать?

— Прошлой ночью Кай был со мной, — сказал Воробушек.

— И был с тобой весь вечер?

Он солгал ей, даже не задумываясь.

— Да.

Она покачала головой.

— Тофу Лю его видел. И когда мои однокурсники меня окружили в консерватории, Кай там был.

— Нет, быть такого не может.

— Что ж, — сказала она. В ее глазах мелькнуло разочарование, и снова Чжу Ли как будто загнала его вглубь. — Если быть такого не может, видимо, я ошибаюсь.

Воробушек что, правда думал, что она будет сочинять? Она что, когда-нибудь раньше так делала? Мысли Чжу Ли бестолково извивались. Вчера днем однокурсники глядели на нее с ненавистью, словно она была изменником родине. Эта перемена случилась будто в одно мгновение. Или, быть может, подумала она, это чувство всегда в них жило — но она не понимала его, пока не увидела в лице Кая.