Мадлен Тьен - Не говори, что у нас ничего нет

— У Бэй, — воскликнул он, — твоим говном по всему Шанхаю разит! Ах ты дурачок! Что ж ты не подотрешься?

Старик, некогда стоявший за кафедрой и тщившийся распутать шифры словесности — точно так же, как сам он, Воробушек, тщился понять форму музыки, — рыдал от ужаса и унижения. Он страдал бы меньше, подумал Воробушек, свяжи они его и избей до потери сознания. Но толпа лишь продолжала над ним издеваться.

— Я враг народа, — повторял он теперь.

Они заставляли его повторять строчку за строчкой.

— Я развратил мышление доверенных мне студентов.

— Я допустил заграничное дерьмо в их ясные и прекрасные умы.

— Я предатель родины.

— Я заслуживаю смерти.

А затем проскулил сам:

— Пощадите, пощадите.

За спиной у Воробушка образовалось пустое место, и он тут же проскользнул сквозь него; толпа сразу же сомкнулась за ним. Воробушек продолжал отыскивать пустые местечки и пробираться вперед.

— Спешишь, что ли? — осведомился кто-то.

Воробушка пихнули, он не поддался.

— Как тебя звать, с какого ты трудколлектива? — спросил тот же голос.

— Да я только поближе пробиться пытаюсь, — в ужасе сказал Воробушек.

Незнакомец, явно не веря ему, рассмеялся.

— Гляди-ка, гляди на чудище! — сказал кто-то еще. — Скоро мы в каждое окно пролезем, в каждый дом!

Костер разгорелся, смех звучал все громче и громче. Личные бумаги У Бэя выставляли напоказ, точно военные трофеи. Кто-то зачитывал названия книг, и каждое встречали гоготом и оскорблениями. Старика побивали словами, словно камнями: буржуй, капиталист, империалист, волчара, — и девушка продолжала равномерно чередовать избиение жертвы с выволочками. Когда она вроде бы начала уставать, ее сменил какой-то паренек, и лозунги загремели с новой силой.

— Нет ни царей, — объявил паренек, — ни знати, ни помещиков, ни учителей, ни урожденного господствующего класса. Есть только такая же, как ты, саранча, ворье и чумная зараза!

— Подпали его! — упрашивала толпа. — Пускай змея отведает собственного яда!

В костер полетело еще больше книг и бумаг — дошло аж до одежды и мебели. Откопали даже детское шелковое платьице и принялись таскать его по толпе. Вернулась девушка — с большой бутылкой чернил. Она взобралась на стул рядом со стариком, стянула с того бумажный колпак и опорожнила бутылку ему на волосы. У Бэй пытался увернуться, но чернила залили ему глаза, затекли в нос и в рот и кошмарными кляксами расползлись по всему телу. Пока старик отчаянно пытался стереть густую жидкость с глаз и рта, толпа покатывалась от истерического смеха.

— Давай, напиши чего-нибудь! — орали они. — Просвети нас, У Бэй, своей премудростью! Сочини эссе поосновательней! Молим тебя! Научи нас, что думать!

— Ну вот, У Бэй, ты опять обделался! — заметила девушка.

— Глупый, грязный ребеночек! — прибавил паренек, угрожающе занося палку.

Старик съежился и зарыдал.

— Стой, не шевелись! — воскликнула девушка. — А то вся моя изящная каллиграфия насмарку!

Воробушек шажок за шажком двигался назад, железная рама переднего колеса скребла по земле. Унижение У Бэя становилось игрой все более и более азартной. Каждому хотелось самому придумать следующий залп. Толпа хихикала, даже луна в небе и ободранные летние деревья словно тряслись от восторга. У Бэй, оставшись в полном одиночестве, балансировал на деревянном стуле, как клоун. Вышел вперед еще какой-то парень, с бритвой руке, и вызвался обрить старику голову.

— Он считает, что его седины вызывают уважение, — заявил юноша. — Подрежем бабочке крылышки?

— Инеем по осени припорошило, подтопим! — выкрикнул еще кто-то.

— Оборвать ему крылья! Сбрить ему волосы!

Воробушка захлестнула волна тошноты. Дышать стало нечем.

— А зачем ограничиваться волосами? — спросил человек с тупой бритвой. — С чего это нам позволять Его Превосходительству нас унижать?

Воробушек заставил себя как ни в чем не бывало отвернуться от толпы, склонившись вперед, будто проверяет шину велосипеда. Он покосился на обочину дороги, где высилась в ряд дюжина платанов. Там, под ближайшим из них, стояла Чжу Ли — глубоко задумавшись, сама по себе. Будучи единственным неподвижным человеком в толпе, она сразу бросалась в глаза. Чжу Ли крепко прижимала к себе скрипку и вслушивалась в скандирование, словно в чрезмерно сложную музыкальную пьесу. К У Бэю поднесли бритву.

— Ты что, У Бэй, даже цирюльника нормального найти не можешь?

— Ну вот, теперь тебе хоть на танцы! Надевай-ка свой костюм-тройку и жди, пока заиграет оркестр!