Виктор Устьянцев - Премьера

— Ну как же, до генерала дослужился.

— А, это.

— Извините, ваше превосходительство, что-то там Валентина портачит. — Голова Миши нырнула в регулятор, и оттуда, усиленный динамиками, прогремел железный голос: — Эй, Валентина, что у тебя там в добавочном ярусе?

— А что? — спросила сверху девушка в комбинезоне и красной косыночке.

— Рамочка какая?

— Сороковая, — не очень уверенно ответила девушка.

— А не сорок третья? Ты разуй-ка свои крашеные глазки да погляди как следует.

— Сейчас посмотрю. И верно, сорок третья. Извини.

— То-то же, — удовлетворенно сказал Миша и, высунувшись из регулятора, сообщил Виктору: — Вот так и работаем. — И тут же заорал: — Контр-ажур! Ярусы основной и добавочной левой ложи!

Вспыхнули прожектора левой ложи, а Миша уже командовал в правый бельэтаж:

— Вася, давай «листву».

— Даю, — ответил Вася и напомнил: — Миш, а буфет уже распечатывают.

При этом известии мгновенно исчезли со сцены монтировщики: они начали работу в восемь утра и уже успели проголодаться. Навострились и осветители, но Юра сделал вид, что не заметил их порыва, и сказал Мише:

— Подсинь слегка задник.

Эмилия Давыдовна как бы резолюцию наложила:

— Миша, подсинь!

Миша слегка подсинил задник и хихикнул в кулак, когда Эмилия одобрила:

— Вот это уже лучше.

— Эмилия Давыдовна, мы все сделаем как надо, — заверил Миша. — Займитесь Владимирцевым.

При этом у Миши не проклюнулось ни одной иронической нотки: он, как, пожалуй, и все в театре, любил Эмилию Давыдовну, прощая ей даже вмешательство в его внутренние дела, усматривая и в этом вмешательстве ее беспредельную преданность театру.

— Спасибо, мальчики, — искренне поблагодарила Эмилия Давыдовна, и, осветители, не ожидая разрешения Юры, исчезли; на сцене остался лишь один, ему поочередно опускали софиты, и он заряжал их.

Схватив Виктора за руку, Эмилия Давыдовна потянула его за кулисы, на ходу поясняя:

— Знаешь, получилась небольшая накладка, почти весь состав уехал в телестудию на перезапись и параллельный спектакль во Дворец пионеров, придется мне одной с тобой работать, но я все реплики помню. Однако на всякий случай, прихватила тексты, пусть это тебя не смущает.

Она начала рыться в своей неизменной, сшитой из портьеры хозяйственной сумке. Виктор невольно обратил внимание на ее содержимое. Чего тут только не было! Сверху лежали последний номер журнала «Театральная жизнь» и пронзенный белыми пластмассовыми спицами черный клубок с шерстью и недовязанной не то кофточкой, не то шапочкой для внучки, фотография которой лежала в истрепанной записной книжке, завалившейся между старыми, обмявшимися по распухшим подагрическим ногам, вконец стоптанными туфлями, которые Эмилия Давыдовна надевала только за кулисами; подтаявшая импортная курица в целлофановом мешке и два прослезившихся бумажных пакета с шестипроцентным молоком; массажная щетка и пузырек с каплями Вотчала, патрончики с валидолом, губной помадой и блеском для губ — Эмилия Давыдовна все эти сорок лет старалась выглядеть блестяще.

Как это бывает почти всегда, крайне нужная в данный момент вещь находилась в самом низу, и Эмилии Давыдовне пришлось вытряхнуть содержимое сумки в протертое до белизны кожаное кресло, еще раз позволив Владимирцеву произвести почти полную инвентаризацию ее состояния. Обнаружив донельзя замусоленный экземпляр пьесы, Эмилия Давыдовна победно вознесла его над собой и воскликнула:

— Вот!

И Виктор догадался, что она до самого последнего мгновения не была уверена, что не забыла его дома, что она — всегда такая аккуратная и собранная — ужасно боится склероза.

Эмилия Давыдовна одним движением сгребла все с кресла в сумку, небрежно бросила ее в угол и, схватив с подоконника мел, прочертила им почти идеальную прямую на застилавшем вестибюль мужских гримерных паласе. Этот вестибюль уже при Владимирцеве превратился в малый репетиционный зал, после того как большой дирекция отняла под зрительский буфет. Сей акт не вызвал почти никаких протестов, ибо теперь актеры получили возможность в этом буфете, снабжаемом одним из лучших ресторанов столицы, доставать бутерброды с сырокопченой колбасой, в то время как в актерском буфете их кормили перепревшими биточками из соседней общепитовской столовой.

— Вот это рампа, — сказала Эмилия Давыдовна, доведя черту от стены до стены. — Перешагнешь — упадешь в оркестровую яму.

— Простите, я забыл застраховать свою жизнь, — пошутил было Виктор, но Эмилия Давыдовна шутки не приняла и, посмотрев на стоявшие, как в гробу, в узком футляре из красного дерева часы, сказала: