Виктор Устьянцев - Премьера

В театре он появился к одиннадцати — к началу репетиций. Но репетиции еще не начинались, все толпились возле стенда с приказами, и Виктору даже не пришлось добираться до него: молодой актер Олег Пальчиков сообщил еще на лестнице:

— Витек, не спеши. Худсовет решил зарезервировать нас с тобой для более выдающихся ролей. У тебя не найдется что-нибудь покурить?

Виктор знал, что Олег не курит, но протянул ему пачку «Примы». Тот долго не мог извлечь из нее сигарету»

— Переходи на «Дымок», он крепче, — посоветовал Олег, неумело прикуривая. Закашлявшись и вытерев тыльной стороной кисти выступившие слезы, пояснил: — Выдающихся-то нам еще неизвестно сколько ждать. Так что экономь и оставшиеся деньги храни в сберкассе. Это удобно и выгодно!

Вот тогда Виктор впервые пожалел, что ушел из Верхнеозерского театра.

Как назло, в тот день Марина после ночной смены оказалась дома, и Виктору не удалось скрыть свое настроение, близкое к смятению, а может быть, даже к отчаянию. Едва взглянув на него, Марина не стала спрашивать, дали ему роль или не дали, а сразу начала утешать:

— Да разве один ты в Москве без ролей? Ты только посчитай, сколько даже именитых актеров годами не выходят на сцену.

— Но ведь это же плохо!

— Чего уж хорошего, — согласилась Марина. — Только ведь и тут разные причины. Одних и впрямь зажимают, а другие и сами не выходят, потому что не хотят играть в плохих пьесах… А вот я бы на любую роль согласилась, — тяжко вздохнула она. — Да вот не берут…

И Виктор лишь теперь и понял, что ее беда куда больше, чем его. Он-то лишь жаждал прежней популярности, а Марина теряла всякую надежду. В Верхнеозерском театре ей давали роли хотя и не главные, но порой все же достаточно значительные. И она играла их довольно сносно, не более. Но в ней еще жила надежда на удачу, может быть, и на случай. Пожалуй, надежду эту подогревало то, что у Валентины Георгиевны Озеровой в народном театре она шла хорошо. Но там был другой уровень, и пределы творческих возможностей Марины, видимо, не превышали этот уровень.

— Видно, не получилось из меня актрисы, — с грустью, но без горечи сказала Марина.

«Хорошо, что она сама это поняла», — подумал Виктор, и собственная его боль как-то поутихла.

Но не насовсем. Она возродилась еще более жгуче, когда его не взяли в гастрольную поездку в Чехословакию, тем более что в репертуаре гастролей была и пьеса, в которой он исполнял хотя и маленькую, но не бессловесную роль. Сослались на нехватку денег, а его роль взял Семен Подбельский, тоже занятый в этом спектакле, но в еще более незначительной роли.

Тогда-то Виктор и написал письмо Светозарову и Порошину. Но сразу не отправил, носил его дня три или четыре в кармане, а потом порвал, обвинив себя в малодушии и трусости. Однако обида, видимо, осталась, и, когда театр вернулся из-за границы и Виктору пришлось выходить в той же роли, Заворонский в антракте зашел в гримерную и сердито сказал:

— А ну-ка, посмотри на себя в зеркало!

Полагая, что у него что-то не в порядке с гримом, Виктор бегло глянул в зеркало. Не обнаружив ничего криминального, спросил:

— А что?

— Нет, ты в глаза себе посмотри! — еще более сердито потребовал Заворонский.

Виктор посмотрел в зеркало внимательнее:

— А что? Глаза как глаза. Как всегда, слегка глуповатые. По крайней мере, так утверждает моя жена, — попытался было пошутить он.

Но Заворонский шутки не принял:

— Ты в каких отношениях с Тишковым?

— В самых добрых.

— А что у тебя получается? У тебя же в глазах злость, как у пантеры, бросающейся на свою жертву. А почему?

— Не знаю.

— А я знаю! — Заворонский как-то нехорошо ухмыльнулся и уже мягче, но более ехидно пояснил: — Потому что ты видишь не героя пьесы Тишкова, а исполнителя этой роли Подбельского. А Подбельского ты невзлюбил лишь за то, что в гастроли он взял и твою роль. Но он же взял не по своей инициативе, а по моему указанию. Вот это запомни и не мечи свои хиновские стрелы в ясные Семкины очи. Усек?

— Вполне.

— Вот и перестраивайся. — Заворонский устало побрел к двери, распахнул ее, но, прежде чем прикрыть, вдруг совсем уж мягко спросил: — Думаешь, застоялся конь?

— «Душа обязана трудиться», — со вздохом процитировал Виктор.

— Вот это уже другой разговор! — удовлетворенно сказал Заворонский и, тихо прикрывая дверь, пообещал: — Потрудишься. Да еще как!

На другой день Заворонский дал Виктору почитать пьесу Половникова.