Виктор Устьянцев - Премьера

Его искренне хвалило не только руководство, а зачастую и большие актеры:

— Ты, Степа, растешь прямо-таки не по дням, а по часам. В театре без году неделя, а уже выходишь на такие роли. Да ведь в нашем театре и бессловесный выход, стояние целый акт с подносом на сцене — уже большое доверие. А ввод?! Да еще на ро-оль!

Эти похвалы не просто льстили его самолюбию, а и обнадеживали. Они уверили Заворонского в том, что он переживает время наиактивнейшего творческого роста, пребывает где-то на взлете.

Как знать, может, он так и остался бы актером на вводах, если бы не один случай…

В выходной день он пригласил одну из своих многочисленных юных поклонниц в парк культуры. Почти весь день они катались на лодке, крутились на карусели, ели мороженое и даже пили шампанское и пиво. Видимо, от этой смеси у Степана разболелась голова, он раньше обычного проводил девушку домой и в общежитие, где он так и жил со студенческой поры, шел с твердым намерением сразу же завалиться спать.

Но едва он вошел в подъезд, как вахтерша накинулась на него.

— Где же ты, Степка, пропадал? Тут весь телефон оборвали, тебя везде ищут. Звони в театр!

Он позвонил и услышал сначала облегченный вздох помрежа, а потом уже слова:

— Господи, наконец-то! Слушай, Степушка, голубчик, выручай!

Степан уже понял, что речь пойдет об очередной замене, не удивился и спросил:

— Кого заменять?

— Хромова. У старика прострел, не может не то что встать с постели, а даже разогнуться, а у него завтра и утром и вечером спектакли. И директор, и главреж, и я — все сошлись на тебе, только ты и можешь выручить. Замени, голубчик!

— В обоих спектаклях?

— Да уж так, дружок, ничего иного не получается, никого больше нет. Утром сыграешь Гаврилина в «Карточном домике», а вечером — Косых в чеховском «Иванове». Пьесы-то, надеюсь, читал?

Пьесы Заворонский читал еще в студии, но ни один спектакль с Хромовым не успел посмотреть и откровенно в этом признался.

— Как же так, голуба? — удивился помреж и упрекнул: — Уж то, что мы у себя ставим, надо обязательно смотреть.

— Не успел, потому что я параллельно в массовках был занят.

Помреж великолепно знал об этом и спорить не стал.

— Ну ладно, зато теперь роли сыграешь. Роли! Ты должен оценить такое доверие.

— Я понимаю, но как же я сыграю сразу две роли в один день?

— А ты сыграй! Старик-то Хромов играл же. А ты же почти на полвека моложе.

— Но ведь он занят в них столько лет…

— Сыграешь. Не боги горшки обжигают. Разумеется, тебе помогут. Ассистенты разведут.

— Когда же они разведут-то? — спросил Заворонский, произведя в уме несложные арифметические подсчеты.

— Да прямо перед спектаклем и разведут. Репетиций, конечно, не получится, придется с ходу. Пьесы-то у тебя под рукой есть?

— «Иванов», кажется, есть, а «Карточного домика» нет.

— Возьми в библиотеке.

— Так ведь она уже закрыта.

— Ах, да, уже поздно! Ну, ладно, учи Косых, а на утренний спектакль приходи пораньше, часа за два. Правда, там роль Гаврилина по всем трем актам, на память не схватишь. Что же, придется под суфлера. Да и грим будет тяжелый, он ведь старик, семьдесят пять лет… Ну, ничего обойдется. Так что договорились? Впрочем, иного выхода нет. До завтра!

Отыскав томик Чехова, Заворонский бегло просмотрел роль и ужаснулся. Оказывается, этот Косых — старая развалина, заядлый картежник и законченный тунеядец. Отсюда — специфическая карточная лексика, невыносимые аллегории, сногсшибательные эпитеты, какие-то истерические междометия. Он всегда куда-то спешит, весь взопревший, невыспавшийся (только это и будет кстати), плаксивый.

Заворонский, вспомнив, кто занят в этом спектакле, обнаружил, что партнеры у него — в основном маститые актеры, на ролях этих сидят уже несколько лет. «Наверняка будут тянуть, а я и текста-то как следует не знаю — под суфлера буду играть».

Вот это было, пожалуй, самое неприятное, потому что под суфлера Заворонский не умел, привык учить роли наизусть. Он считал, что роль, даже сделанная блестяще, но державшаяся на суфлерской подсказке, — антипрофессиональная халтура, балаган, надувательство. И сейчас, не желая изменять своим принципам, взялся учить роль. Впереди была целая ночь, а его актерская память достаточно натренирована. Вот только голова трещала после адской смеси пива и шампанского.

«Но ведь на утреннем спектакле играть-то мне не Косых, а Гаврилина! Выходит, выучив сейчас роль Косых, утром я должен буду начисто отбросить ее, забыть напрочь. Как же быть?» — с ужасом думал он, разжевывая сразу три таблетки пирамидона, добытые из неприкосновенных запасов многоопытной вахтерши общежития.