— Я спросила, сама почему не записываешь свое? А носишься с какой-то Настей.
— У Насти хорошие сказки, — вступилась Шанелька, — ну… я не знаю, Криси. Она пишет, и вдруг я. Тоже стану. Неудобно как-то.
Крис бережно съехала на обочину и заглушила мотор. Повернулась, сердито глядя на несколько испуганную подругу.
— Так, — сказала нехорошим голосом, — не поняла. Тебе неудобненько из-за бедненькой Насти, и поэтому ты готова сидеть в уголке, и соглашаться, да, так и есть, я просто блондинка, не буду лезть в ваш калашный ряд! Так?
Шанелька тоже повернулась, складывая руки на голых коленках. Ответила нежным голосом:
— Не совсем. Хотя и это тоже. Но главное другое. Если я напишу, то мое будет в сто раз лучше настиного. И девочка совсем расстроится.
— Шанель, ты все же иногда блондинка, извини. Не расстроится. Потому что для нее свои сказки — самые лучшие, такими и будут.
— То есть, я тоже сейчас такая же? И буду носиться со своими, полагая их самыми лучшими. Как все. И чем же я буду отличаться?
— Не знаешь чем?
— Знаю, — Шанелька кивнула, убрала надоевшую бутылку и пихнула ее под ноги, — тем, что мои, правда, будут очень хороши. Поехали?
— В Партенит? К розам?
— К розам.
Дорога снова стелила себя под шелестящие колеса. Тень птицы переместилась назад и стала невидимой. А Крис, чуть повертывая руль, думала и улыбалась. Ясно, почему Костик не смог сожрать нежную светловолосую женщину, такую с виду хрупкую, такую податливую. Внутри, под сомнениями и деликатностью, содержится стальной стержень, об который ломаются зубы. И пусть сколько угодно носится Шанелька с нежеланием кого-то обидеть, кому-то дорогу перейти, но то, как сказала она про свое, еще не написанное, показывает, рядом сидит взрослая, зрелая женщина, человек, уже познающий себя, свои способности и свое место в большом мире. Полном мэтров, мта и костиков с их притязаниями.
— Я знаю, что будет очень трудно.
— Что?
Шанелька смотрела на ленту шоссе, не отвлекаясь на огромную долину, полную зеленых линеек виноградника справа и россыпь ярких черепичных крыш над далеким морем слева.
— У меня есть ощущение, что я смогу. По-настоящему. И я ему верю. Но трудов никто не отменял, я знаю. Если браться, то работать придется много и тяжело. И неудачи будут.
— Ну что ты заранее-то.
— Нет! Это нормально. Я не боюсь. Даже наоборот, мне азартно. И я рада, что ты об этом говоришь. Всегда пинаешь меня в нужную сторону. Спасибо тебе.
— Посмотрим, где будут твои спасибо, когда станешь ручку грызть. Клавиатуру, ладно. И бегать с криками, а-а-а, ни черта не выходит!
— Ничего себе! Ты за кого меня держишь? За Костика Черепа? Прорвусь. И даже не стану припадать к жилеткам плакаться.
— И к моей не станешь? — ужаснулась Крис.
— К твоей стану, — милостиво утешила ее Шанелька, — чтоб ты мучилась виной, вытирала мне нос и всячески восхваляла. А еще пусть мне завидуют всякие самцы. Вовы Великолепные, Ласточки, и Просто-Пети. За вольный доступ к роскошной жилетке с сиськами пятого размера.
— Третьего, Шанель!
— Третьего не звучит, слово фонетически не ложится. А пятый — в самый раз. Считай, что я уже пишу свою сказку.
— Какая-то она у тебя не для детей.
— Для мальчиков, — нашлась Шанелька, — любимого возраста, до тридцати.
Они уже свернули с трассы и медленно ехали по еще более извилистой дороге, уводящей к самому морю мимо указателя «Партенит» и чуть дальше, еще по одной дороге с указателем «Айвазовское». В густых зарослях немилосердно сверкали огромные золотые кони, блестя гривами и вздыбленными хвостами, а рядом на табуретке дремал парнишка в форме, охраняя скульптуру от желающих проверить золото на зуб или топорик.
Крис затормозила возле крутого спуска, отделенного кованым ажурным забором, украшенным ярким плакатом.
— Кстати, о самцах… Я все думала, почему это наш глубоководный беззащитный вдруг в Крым подался. В свой день рождения. Уж не сюда ли?
— О черт.
Шанелька читала завлекательную бодрую надпись «Приветствуем участников международного слета бардовской песни!»
И ниже мелко «Вход только по пригласительным билетам и пропускам».
— О нет!
— Нет, в смысле, не надо? — Крис выбралась из машины, потягиваясь и встряхивая уставшие руки.
— Нет, в смысле, не верю, — мрачно отозвалась Шанелька, — с его амбициями маячить в таком пафосном месте, да он себе все локти сгрызет, только увидя этих золотых жеребцов! А там, между прочим, еще и беседки, мраморные бабы в туниках, Пушкин почти трех метров росту. Бронзовый. И роскошный парк для прогулок членов президиума. Наш бард обожает царить на завалинках, там, где полегче царить. Костерок, русалки в ватных штанах, третья полка в плацкарте. Разве что его нынешняя Катерина сподвигла. А мы-то как пролезем? Что-то я не подумала, насчет несвободного входа.
Читать дальше