— Ты ему понравилась!
— Да брось.
— А я тебе говорю.
— Логика, Крис. Ты же видела, как эта Оля вокруг него круги нарезает. А теперь сравни. Я и она. Буквально по всем параметрам я аутсайдер. От возраста до длины ног.
— Мозги еще есть. Кроме ног-то.
— Мозги в нашем деле только минус. Мне как-то Василич сказанул, стоял рядом, слушал, как я по телефону болтаю, с тобой, между прочим. Про моего возлюбленного Фолкнера. И твоего любимчика Уэльбека. А потом скорбно так заявляет — трудно же тебе, Нелька, мужика найти, дюже ты вумная выросла.
— Я бы сказала, не так чтоб очень умная.
— Но-но-но!
— Если слушаешь всяких Василичей. Вот почему в таком важном деле, как ты сама, ты слушаешь то козла Черепа, то дедушку старпера? А меня, ну никак!
— Ты пристрастна, ты меня любишь. Я, кстати, тебя тоже.
— Мерси. И они обменялись признаниями в тишине южной ночи под пение сверчков и шум прибоя. Романтишно.
— В полукилометре от винзавода!
— Еще романтишнее!
— А ты в курсе, что когда виноград созревает…
— Ты с темы не съезжай.
— Я? Это ты начала декламировать, про южную ночь.
— А ты про винище.
— Не про винище, а про процесс. Всего лишь. Так вот, его, виноград, в смысле…
— Вот!
— Что?
— Ты снова съехала с темы.
— Молчу, — скорбно сказала Шанелька, — и слушаю, и готова понести. Наказание, в смысле. За невнимание.
— Болтай, болтай. Но согласись, и в жизни всякое случается, и, я уверена, к тебе с общими средними мерками подходить бесполезно. Они на тебя не лезут. Потому в сантиметрах измерить преимущество девочки Олечки не получится. И вообще. Если бы так, то все мужики раз в пять лет бросали бы постаревших и растолстевших жен и приобретали себе более новую современную модель.
— Некоторые так и делают!
— Ключевое слово «некоторые».
Шанелька молча кивнула.
И в салоне с окнами, раскрытыми в теплый бархат ночи, вышитый пением сверчков и поверху — крупными звездами, наступила тишина.
Мимо проехал трактор, шумя и все заглушая. Пронесся сверкающий, как елка на площади, автомобиль.
— Чего ты молчишь? — спросила Крис, которой надоело ждать возражений.
— И так все понятно. Стало. После «некоторых».
— Да, — в свою очередь согласилась Крис.
После еще одного недолгого молчания она зевнула и, встрепенувшись, посмотрела на часы.
— Слушай, как-то долго мы тут стоим. По времени давно должен вернуться и умчаться дальше. Трое же вернулись. Даже четверо. А тебе он что, вообще, сказал? Напоследок?
— Свидание назначил, — призналась Шанелька, — после квеста.
— О-о-о, а я тут ей по ушам езжу! А у нее уже полный порядок. Ну что, прошвырнемся в поселок? Вдруг они там поломались, а тут мы — хо-хо, встречайте феечек с домкратом.
И еще битых полчаса они колесили по ночному поселку, трижды проехав набережную, с яркими огнями и музыкой, застревая в тупичках между палисадников и заборов с обязательными табличками «сдается» и «домашнее вино». Пятясь, выбирались на главную улицу и, наконец, Крис заглушила двигатель, откидываясь на спинку сиденья.
— Все. Куда-то он мимо всех просочился. Видать, штурман в команде хороший.
— Через час уже общий сбор, там, в Береговом. Подсчет очков, такое-всякое.
— Поехали обратно, — решила Крис, — устала я за рулем. Дождемся там, поваляемся с полчаса на цаплях. С кухонным орлом опять же пора пообщаться, жратки хочется. Покажешь, чего наснимала.
— Та, — махнула рукой Шанелька, — чего я там наснимала-то, в авторежиме незнакомой камерой.
— Покажешь, чего кэнон мой наснимал, — покладисто согласилась Крис.
— Но-но-но, — сонно заперечила усталая Шанелька, — мы с ним вместе. Я его носила. Народ ему показывала.
— Интересно, а «Фуриозо» это то, что я подумала?
— А что ты подумала?
— В музыке это — дико, страстно…
— О, чорт!
— Неистово! Бурно!
— Да! Да!
— Бешено! Свирепо!
— М-м-м!
— В общем, как-то так, — буднично закончила Крис, — имей в виду, ночью. На свидании.
Крис уже спала, прижав подушку щекой, и обнимая ее руками, когда Шанелька тихо щелкнула тяжелым ключом и прокралась в кухоньку. Села на пластиковый стул, скидывая с ног сандалии и глядя на растопыренные в углу орлиные крылья.
В коридоре горела маленькая лампочка, украшенная стеклянными лепестками кокетливой розы, бросала в кухню слабый квадрат розоватого света, в нем — босые ступни Шанельки, тоже розовые, с пыльными пальцами. В полумраке орел казался огромной черной летучей мышью, поблескивали горошины глаз. Шанельке казалось, смотрит, и что-то о ней думает. Вот разинет клюв и скажет. Ну, ты и штучка, Нелли Владимировна Клименко, скажет орел, похоже, Костик не просто так сегодня в телефон молол всякое. Про самцов.
Читать дальше