Смеясь и окуная в воду горящее лицо, по которому стекали морская влага и соленые слезы, Шанелька отвернулась от голоса, поплыла к горизонту, мерно работая ногами и руками. Повторяла про себя мерные смешные слова, ставя их в любом порядке, лишь бы не умолкать, не давать себе остановиться и пожалеть.
А потом устала, сильно. Легла, под легкими прозрачными облаками, такими розовыми, будто их вышили из светлых перьев фламинго и вставили в рамку воды и песка, толпы отдыхающих, смеха и голосов.
Отдохнув, вытащила из сбитых волос заколку, зацепила ее за лямочку лифчика и поплыла обратно, навстречу поплавкам черных голов купальщиков.
Плыла, медленно возвращаясь в реальность. Прислушивалась к тому, что происходит внутри. И тихо радовалась новому покою. Кажется, все получилось. И не нужен ей никакой Димчик, и вообще все летние принцы, да пусть себе отдыхают и крутят романы с принцессами олечками, у которых ноги от ушей и загорелые гладкие животы с татуировками. А они с Крис переночуют в смешном птичьем отельчике, вернут на шкаф печального орла с простертыми крыльями, побитыми молью. И поедут дальше. А еще Шанелька будет снова снимать, как привыкла. Небо и прибой, огромные просторные степи, серые камни, проросшие кипарисами…
— Шанелька, — сказало море, втекая в уши и шумя, — Ша-нель. Стойте! В смысле…
— Что? — она встала в воде вертикально, оглядываясь на голос, — опять? Снова вы? Извините…
— Не двигайтесь. Сейчас.
Дима подплыл ближе, беря ее локоть. Она молчала с удивлением. И вдруг, когда с берега рявкнуло, и заиграла бодрая музыка, обнял ее за шею, увлекая плыть рядом. Шанелька дернулась, вырываясь, ушла с головой под воду, вынырнула, отфыркиваясь. Дима болтался рядом, протягивая к ней руки.
— Да подожди. Я должен. К берегу мы сейчас!
— Я сама!
— Тьфу ты… Флешмоб! Спасение русалки! Давай, плывем! Надо вместе!
Он, кажется, сердится, подумала она, мало что понимая, но вспомнив про обещанный флешмоб. Русалка, значит?
Поплыла, держась рядом. Мужской локоть прикасался к ее руке, нога трогала ее колено и ступню.
— Вот. Я стою, — он встал, по шею в воде, протянул руки, — давай, скорее!
Она встала рядом, не понимая, что делать дальше. А Дима, облапив ее под спину, поднял. И неровно ступая, понес из воды. Делаясь все тяжелее, Шанелька уцепилась за его шею. И Дима кивнул, засмеялся, показывая — все верно.
Его руки прижимали ее к животу, согнутые ноги Шанельки лежали на сгибе мужского локтя. Навстречу, с берега, орала толпа, плеская аплодисментами.
— Встрречайте! — раскатисто обрадовался металлический голос, — Дмитррий Валеев, капитан экипажа «Фуриозо», который поймал русалку, русалку, кто у нас пойманная русалка капитана Валеева? Нелли Клименко! Фото-журналист московского издания Эсквайр!
— О Господи, — пробормотала русалка, подумывая, не выскользнуть ли из мужественных объятий капитана, и махнув хвостом, скрыться, наконец, в морских глубинах.
Но там уже болталась свежеутопленная Нель-Нель Костика Черепухина, вспомнила Шанелька. Никуда не денешься, сама решила начать новую жизнь. И, обнимая спасителя за шею, она замахала рукой навстречу смеху, крикам и аплодисментам.
— Спасибо, Шанель, — сказал на ухо Дима, бережно ставя ее в мелкую воду, — ты — номер один. Не пять.
— Спасибо, капитан.
Она отняла руку, которую он поцеловал. И пошла из воды, встряхивая мокрыми волосами, туда, где стояла смеющаяся Крис с расправленным полотенцем. Номер один, он сказал. И поцеловал руку. А еще обнимал, и это было так… Оба мокрые, дышали тяжело, будто только что занимались любовью, а не плыли, расталкивая тугую воду. Будто они — совсем вместе. И глаза у него такие, узкие и внимательные. Оказалось, совсем не страшно, что глядит, так близко, на мокрое лицо без косметики. Внимательными глазами. Наоборот, так свободно, приятно и радостно.
— Ну? — Крис отдала ей полотенце, вытащила из сумки шорты, за ними — крем от комаров.
— Утопила.
— Вот и молодец!
Вечерняя заря отпылала яркими, безумными и одновременно нежными красками. Пурпурные облака смешивались с желтизной и лимоном, натекали на полыньи голубого неба, расчерченного легкими белыми перьями. И постепенно гасли, становясь сначала багровыми, потом серовато-вишневыми, а потом их заволокла нестерпимая синева-электрик, в которой медленно, в разных, неподсказанных местах загорались звезды, еще бледные, будто кто-то ставил светлые точки, укалывая небесную синь острым кончиком стила. Небо темнело, точки наливались далеким светом. Звездным. Яркие на совсем уже черном.
Читать дальше