Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

Таская Марьяччо то на руках, то подмышкой, Шанелька, приговаривая пустяки, переделала некоторые из перечисленных дел, закрыла кота в комнате, перекусила, прогуливая взволнованного крыса по столу между тарелок и чашек. И вернув в клетку, убрала со стола, вытащила мобильник и уселась удобнее, углубляясь в дело номер два. Но через полчаса усилий положила телефон на стол, хмурясь. Обида на Диму, который, как думалось ей тогда, трусливо сбежал почти в день свадьбы, была сильной. Такой сильной, что номера его не оказалось даже в черном списке, даже в журнале входящих и исходящих звонков, и все накопленные за полгода общения смски Шанелька удалила, тщательно проследив, чтоб ни одной не осталось. И что теперь? А хотела позвонить. Не выяснять отношений, просто сказать ему — дураку, что поняла, она действительно его любит, и страдает не потому что ей неудобно перед мамой, Тимкой, соседями и знакомыми. Она скучает. По самому Диме Валееву, смешному и красивому одновременно. А дальше пусть он решает сам, что делать и как поступать.

Но телефонного номера Димы Шанелька не помнила. Болтались в голове какие-то цифры, и казалось, они правильные. Вроде бы. Но выскакивали в памяти другие, и она с отчаянием убеждалась, они тоже вроде бы правильные.

Шанелька помахала рукой длинному хвосту, что свешивался из гамачка в клетке, и ушла в комнату, где Марьяччо неутомимо скребся лапами в дверное стекло, негодуя на хозяйку, променявшую его на принца Мориеси.

На полке книжного шкафа нашла блок желтых листочков для заметок, карандаш. Села в кресло и, подложив книжку, записала на первом листочке вспомненный телефонный номер. Внимательно перечитала рядок цифр, оторвала и взялась за следующий.

Через полчаса стол рядом с креслом, а также подлокотники и края вазы для фруктов были уклеены желтыми лепестками. Всего Шанелька выбрала шесть возможных вариантов, подумала и добавила к ним еще три — поменяв некоторые цифры местами.

— Что ж я такой не математик…

Переводя глаза с одного номера на другой, нервно развеселилась. Скажи кому, что десяток цифр, принадлежащих любимому человеку, не сможет вспомнить, ну смешно же. Но с другой стороны, мобильник ей даже не показывал эти цифирки при каждом звонке, откликаясь на пару любых первых букв, принадлежных Диме. Она могла начать набирать «Дима», или «Валеев», а еще — «Фуриозо». И гаджет послушно довершал начатое.

Звонить по сомнительным номерам Шанелька не решилась. И не то, что ей не хватало упорства, но она побоялась, что настроение, вызванное прекрасной игрой Перышка, уйдет, размываясь в беседах с чужими людьми. А рядом нет Крис, которой можно пожаловаться, если что-то пойдет не так. Да и вечер поздний — ошибаться номером.

— Завтра, — сказала она себе шепотом, — завтра я позвоню по всем.

Устроила на коленках нетбук, открыла начатую сказку. В кресло прыгнул Марьяччо, закопался в узкое пространство между пухлой спинкой и Шанелькиным бедром. Замурлыкал, топыря вверх лапы и запрокинув белую, чуть припорошенную жемчужным оттенком мордочку.

— Ты мой красивый, — шепотом сказала Шанелька, — славный котик, смешной, похож на Васю Конькова, такой же веселый и жизнью довольный.

Она вспомнила, как Марьяччо, грязный и дрожащий, кинулся к ее руке и сразу обхватил ее всеми четырьмя лапами, как маленький ленивец, прижался тощим животом. И замурлыкал. Был совсем голодный и замерз, но в ласке его не было требования пожалеть, казалось, он просто обрадовался Шанельке. Удивительно. И прекрасно.

— Куда же тебя девать, котик-бормотик. Везти за три тыщи километров знакомиться с двумя моими котами? Маму придется отпаивать валерьянкой. Ты спишь, что ли?

Она погладила теплый пушистый живот и устроила пальцы на клавиатуре.

Два важных дела уже исполнены. Коту привезено имя, а еще — листочки с номерами телефона. Осталось третье.

«Однажды она проснулась от того, что в дом пришел холод. Одеяло, вышитое яркими квадратами, покрыл легкий, еле заметный иней, и поднимаясь, она подбежала к очагу, разворошила озябшие угли, возвращая тепло. Поставила на решетку начищенный чайник и задумалась, глядя в окно на тучу, сидящую на вершине высокой горы.

Скоро зима. Лес среди темных сосновых макушек уже не блистал свежей зеленью, а горел золотыми и красными пятнами. Кликая, летели белые и черные ожерелья птиц, ныряли в глубину тучи и исчезали в ней, чтоб вырваться с другой стороны, поближе к солнцу, уводящему стаи к югу. Пройдет немного времени, знала она, и к темной туче присоединятся другие, их пригонит северный ветер. Тряхнет, высыпая из мягкого облачного нутра зябкий снег. И он засыплет горы, долины, и все тропки, ведущие к поляне, на которой стоит старый дом, завалит его сугробами по самую крышу.