— Ну что, парни? Не страшно зады поморозить?
Голос гулко кинулся под высоким потолком. В ответ загомонили, смеясь. Вадим кивнул.
— Пять кругов по стадиону. Мне в окно вас видно, учтите. А барышни — марш на маты, сегодня для вас гимнастика. Отработаете мостик и полушпагат. Канапкина? Так, кого назначить, Оля, Хельга?
— Я не умею мостик, — капризно протянула Хельга, — Ва-адим Михайлович, вы мне покажете?
— Не умеешь? — весело удивился Вадим через головы пробегающих трусцой парней, — что ж ты за девочка, не умеешь мостика? Тогда вот тебе тетрадь, отмечай всех, кто сделает правильно, потом…
Он оглядел строй и кивнул.
— Потом Наташа с тобой позанимается. Нечего губу дуть, сама виновата, давно бы записалась уже на гимнастику в спортшколу. Так, мне нужно с документами поработать, двадцать минут вам на самостоятельное кувыркание, силы берегите, потом каждую проверю. Канапкина? Оля. Зайди ко мне.
Кира поверх Ленкиной старательной спины, уже изогнутой над мягким блестящим матом, видела разыгранную сестрами пантомиму. Оля пошла следом за физруком, показывая сестре язык и сильно покачивая бедрами, а Хельга надула губы и сделала вид, что рвет пополам истрепанную тетрадку.
Мне бы ее, эту тетрадь, думала Кира, придерживая пыхтящую Ленку, я бы в ней каждое слово исцеловала, что он писал.
Маленькая Тоня помахала руками, чтоб ей освободили мат, разбежалась и вдруг прошлась колесом, застыла на мгновение и, мягко падая навзничь, встала на мостик, выгнув худую спину и свешивая на мат черные прямые волосы. Под одобрительные возгласы напружинилась, рывком поднялась и встала прямо, раскидывая руки в финальном приветствии.
— Во дает, — восхитилась Ленка, держась за поясницу, — ну конечно, она три года уже в секции, на соревнования ездит. Куда нам, медвед я м.
— Встань тут, — сказала Кира, — руки держи, на всякий случай.
Расставила ноги, крепко ставя резиновые подошвы. И молясь, чтоб не опозориться, плавно выгнулась, заводя за голову руки. Секунду падала, в панике думая, подломятся, свалюсь, как мешок. Встретила ладонями упругий мат и удержалась на согнутых локтях. Спохватившись, подала вверх пресс, прогибая спину. И выдохнув, села на задницу, сразу же вскакивая и поправляя косу.
— Молоток, — одобрила Ленка, — а я вот только со спины и могу, из положения лежа. В кровати по утрам тренируюсь. Все пружины уже растянула.
— Василевская, — сказала за спиной внезапная Оля, оказалось, уже вернулась из учительской каморки, — сейчас Панчина идет, потом ты. Мостик Хелька тебе уже отметила. Ленка? Давай, накочевряжь нам тут. Пойдешь после Василевской.
У Киры внутри все привычно ухнуло вниз, в полукеды, заныл живот, во рту пересохло. Ничего не видя и не слыша, она улыбалась, помогая Ленке подняться, шутила что-то, даже огрызнулась на Хельгины какие-то издевочки. И когда в зал вернулась рыхлая Света Панчина, с обычным своим скорбным выражением на пятнистом от крупных веснушек лице, помахала Ленке рукой и легко пошла к неумолимому проему сбоку от баскетбольной корзины.
Там была комнатка, с двумя дверями в раздевалки. На пацанской кто-то намалевал кривую букву Ж и подписал шариковой ручкой мелко «Жентлемены», у девочек была нарисована той же ручкой кошка с усами врастопырку. И дальше деревянная лесенка вела на внутренний второй этаж, кончаясь фанерной дверкой.
Кира встала перед ней, трогая пальцами круглую ручку. Глотнула, успокаивая нутро. Стоять долго нельзя, напомнила себе, потому что следом — Ленка. И еще девочки.
— Можно? — голос почти не хрипел. Только нога споткнулась, волочась через порог, как отсиженная напрочь.
— Василевская? Заходи.
Он сидел в захламленной тесноте, опустив над столом светлую голову. Писал что-то, быстро, сильно черкая толстой ручкой. За его плечами на самодельных полках лежали журналы и папки, придавленные гантелями и мячами. Кира сделала крошечный шажок, и оказалась рядом с табуретом, вплотную придвинутом к столу.
— Садись.
Она присела, неудобно, боком, плохо слыша его слова через оглушительный стук сердца. Тут было так тесно, что его лицо оказалось на расстоянии даже не вытянутой, а согнутой руки. Можно потрогать волосы, ватно подумала Кира, опуская руку, пальцы уже ощущали, как это — плотные стриженые завитки и его лоб, светлые брови.
— Ты у нас в седьмом много пропустила. Сплошные справки. Освобождения после болезни.
— Тонзиллит. Ангина.
Он поднял светлые глаза, внимательно глядя и постукивая ручкой по исписанному листу.
Читать дальше