Елена Блонди - Прогулка [СИ]

Время шло и шло, казалось, сто лет проползли, а может быть, всего пара минут. Кира, наконец, сумела поднять голову. Замерла, отчаянно прислушиваясь. Дура. Полная дура. Конечно, показалось. Там что-то совсем другое. Сейчас он войдет. Тихо-тихо. Нет, почему тихо. Он войдет громко, включит свет. И заберет ее. Неделя кончилась. Никто никому ничего…

А может, ей вообще все показалось, и комната была пуста? Кира отчаянно захотела, чтоб нет. Потому что не могла снова встать и пойти туда. Чтобы вдруг снова увидеть. И обычный страх тут был тоже. Заметят охранники. Или Миша.

Но вот в коридоре послышались шаги. И голос, его — такой родной. Такой совершенно знакомый. Проговорил что-то веселое, смеясь, как смеялся, когда говорил с Кирой тут, в спальне. А потом…

— Бывай, Лоричек. Мише мои приветы.

— К своей не зайдешь, что ли?

— Дела-делишки. До встречи, солнышко.

Шаги прозвучали мимо, громкие, ясные. И пересыпались по лестнице.

Он всегда так, тупо думала Кира, вздрагивая от каждого шага. Бегом по ступеням. Всегда. И сейчас тоже.

Кира встала из кресла. Подойдя, села на корточки, снизу заглядывая в напряженное, недоумевающее лицо девочки. Заговорила быстро, путаясь в словах.

— Не надо. Держись. Я не знаю еще, как, но все кончится, Кира. Ты выдержишь, и ты моло… в смысле я, да черт, неважно. Ты молодец. Самая сильная. Ты понимаешь? Слышишь? Ну, я знаю, не можешь. Да как же! Блин! Я должна! Чтобы…

Она резко встала, заходила мимо, с ненавистью косясь на прозрачную тушу Миши, обошла постель, обрушивая кулак сквозь голую жирную задницу. Миша почмокал и повернулся, сваливая набок живот. Кира на краю сидела все так же, не двигаясь.

— Мы, — высоким голосом сказала Кира, снова становясь перед девочкой, — конечно, я это ты, но все равно — мы. Мы вместе и потому сильнее в сто раз. Ты не можешь сойти с ума или убиться там. Как угодно. Я не тело имею в виду. Но есть же разные смерти! Вдруг ты умрешь не здесь, а? Я же видела дыры. Я хочу тебе помочь, и мне самой знаешь, как страшно?

Она хотела ободрить и утешить девочку в ее горе. Но поняла, ей страшно по-настоящему. Дыры, порталы, полыньи, эта гремящая пустота, открытая куда-то в другие места. Вдруг там все по-другому, и неизменное прошлое меняется, изменяя собой настоящее? Которое тоже, может быть, не здесь или не совсем здесь. Раскинуто дальше, во все стороны. Проницая множество реальностей.

— Короче, я не знаю, как оно там. Как в книжках. Или в кино. Я только знаю, что сильно боюсь, и теперь, кто поможет мне самой? Нам, Кира.

Резкий стук в двери оборвал ее слова. Кира встала, сжимая кулаки и настороженно слушая.

— Кира? — сказал бархатный мужской голос, — ты что там, маленькая? Открой.

— Сиди, — шепотом велела Кира девочке, а та не шевелилась, опустив лицо.

Подошла к новой двери, помедлила чуть-чуть, решая, как быть и что делать, если… Но ничего не решила. Просто щелкнула непонятно когда закрытой задвижкой и отступила на шаг от распахнутой двери.

Мичи стоял, улыбаясь ей. В одних брюках, с блестящими каплями на плечах и потемневшей от воды головой.

— Совсем-совсем не рада мне?

Кира сглотнула, оглянулась быстро, на неясное шевеление, там, на широкой постели истаивали две фигуры. Спящий и сидящая. Уходили туда, откуда были вызваны памятью. А этот стоял перед ней, красуясь своей торжествующей реальностью. Пах свежим мужским телом, мокрыми, забранными со лба волосами. Блестел уверенной улыбкой.

Вошел, тоже уверенно, тронув ее локоть, проследовал к мягкому креслу, где недавно сидела она. И уселся удобно, кинул вытягивая, длинные ноги, босые под светлыми штанинами. Похлопал себя по колену.

— Иди ко мне.

Она стояла, по-прежнему неподвижно, стараясь ощутить на лице краску, двух цветов, которая будто защищала ее, делая Кирой настоящего. Но ведь и он не из прошлого, напомнила себе. Это Мичи, но это и Пеший, и ты сама, Кира-воительница, подталкивала его к превращению, когда поняла — похож, и не случайно похож. Полагала себя Кирой в силе, зрелой, уверенной и — злой. Хотела схлестнуться. А он в какие-то моменты недоумевал, помнишь? Тебя спрашивал. О себе. О своем прошлом.

Прерывая молчание Мичи вздохнул, закинул руки за голову, потягиваясь.

— Совсем-совсем не хочешь? Сердишься?

Она яростно удивилась его удивлению. Скотина. Совершил такое и еще кобенится сидит. И поняла, с мурашками по спине, а ведь прав. Через ненависть, и пережитую боль просматриваясь яснеющими очертаниями, вставало то счастье, которое было у двоих. Вернее, которое когда-то испытала она. Такое огромное, такое ликующее, что сама захотела принести себя в жертву. Чтоб все стало совсем гармоничным. Оно ведь — было.