Игорь Родин - Сын Эреба

— Мне этот «пиковый» из «Мерседеса» сказал, что расплачиваться не надо. Лишь «на чай» дать!

— Всё верно, — покладисто согласился водитель. — Давай!

И тут на парковке отрубился свет. Напрочь. Стало темно, как в преисподней. Хотя как там на самом деле? Кто знает? Шофёр пошарил по панели, нащупал тумблер подсветки. Тусклая лампадка выхватила из мрака лишь маленькую сферу, куда уместились рычаг скоростей, полочка и два лица — пассажира и водителя. Мужчина покопался в кармане тренировочных штанов, с облегчением нащупал там пару монет.

— Держи! И не болтай никому! Хорошо?

— Могила, — сделал жест, будто застёгивает «молнию» по рту, шофёр.

— Точно. И темно тут так же. Фары включишь?

Покорно пощёлкав рычагом, они убедились, что неисправна не только подсветка паркинга, но и сама древняя «Ока». Проводка ослабла, износилась, барахлит в самые неудачные моменты. Мужчина расплатился за работу двумя стальными никелированными пятирублёвками с чахлой веточкой вокруг номинала и куцыми, лысыми, без корон орлами о двух головах. Символичная цена стаканчика самого дерьмового чая. Потом он щёлкнул ручкой, открыл дверь и в тишине звонко шлёпнул по полу парковки ступнями. Прищурился, нерешительно, будто решал, стоит ли шагать в непроглядную темень или разумнее нырнуть обратно в дешёвый пропахший уют отечественного автопрома. Всё же он победил страх и, выставив руку, побрёл вперёд.

Шофёр молча смотрел, как его тёмный силуэт в модной футболке втягивается в непроглядный сырой мрак и тревожную тишь странного подвала. В какой-то момент мужчина будто пересёк лунный терминатор, границу разделения света и тьмы. Вот он был ещё смутно виден, а теперь исчез, словно все краски его существа, его сутулой спины вымарали неведомые грозные стражи подземелья. Шофёр смотрел на это действие привычно. Не раз такое наблюдав раньше. Чего только не бывает, когда тьма царствует вокруг. Зато сигареты всегда под рукой, и теперь можно спокойно расслабиться, закурить и уезжать отсюда.

Он так и сделал. Врубил зажигание, фары предательски зажглись. И тут же дали свет на парковке. Шофёр аж прижмурился от неожиданности. Он поморгал и, когда глаза перестало колоть, посмотрел вокруг.

Мужчины уже нигде не было, наверное, успел уйти.

Всё случилось в спешке, скомкано и быстро.

К стоявшему на светофоре водителю «Оки» притёрся почти вплотную чёрный «Гелендваген» Тамаза. Пока горел зелёный, потом мигал, сомневаясь, уступать ли жёлтому, ведь тот всё равно стушуется и отдаст время красному свету, из дорогой машины выпрыгнула бойкая довольно молодая и приятная женщина и шустро пересела к шофёру в его унылую после немецкой красавицы, дочку «КамАЗа».

— Привет, лихач! Меня тот голубчик тебе перекинул, говорит, так сподручнее! [7]

— Здравствуй, красивая! Раз сподручнее, значит, правда! Брат мой врать не будет.

— О, да вы молочные братья? Не дети часом лейтенанта Шмидта?

— Ах, если бы!

— Поехали, поехали, — скороговоркой вполголоса заговорила она, — зеленее не будет.

Светофор действительно уже вовсю горел салатным цветом, и шофёр отпустил сцепление. Пока пассажирка умащивалась удобней, шофёр не преминул внимательно разглядеть её. Красивая, безусловно. Не то, чтобы совсем молодая, но хорошо сохранившаяся, лет так за тридцать, но не больше тридцати пяти. Лицо почти кукольное, с большими чистыми голубыми глазами, соразмерные, гармоничные губы и нос, приличная высокая грудь под светлым сарафаном с трафаретами силуэтов красных и чёрных лилий, узкая талия и аккуратные бёдра. А волосы, светлые, но не крашеные, шофёр специально всмотрелся в корни, они были идентичны оттенком всей остальной длине. И хрипловатый низкий голос, мелодичный и какой-то свойский, звучал так, будто она с водителем сто лет знакома. Такое сразу создавалось интересное впечатление.

— Скорей, к вокзалу, — оглянулась назад, будто ждала погоню, женщина.

— Куда торопишься? — шофёр отметил, что её напускная весёлость происходит от внутреннего напряжения. Женщина была взвинчена и только усилием воли сдерживала истерику. И он не ошибся.

— Заторопишься тут, коли муж покойный тебя с того света достать норовит!