Роза Хуснутдинова - Как прекрасно светит сегодня луна

— Да, — сказал второй. — Больше никогда не встретятся.

Солнце скрылось за краем пустыни. Наступили сумерки. В песке, по всей пустыне зашевелились, выползая, маленькие юркие существа. Одно из них вынырнуло из песка совсем рядом с верблюдами, посмотрело на горбы и сказало:

— Горы!.. Я вижу горы! — и уползло.

Прошло еще некоторое время, и наступила ночь. Один из верблюдов опять нарушил тишину.

— А мы с тобой не расстанемся никогда, — сказал он.

— Да, — ответил второй, — никогда.

Один верблюд любил миражи. Покончив с работой, он покидал двор хозяина и отправлялся один в пески. Там, за одним из барханов, начинались миражи. Это были зеленые цветущие оазисы, города с голубыми куполами и минаретами, шахские дворцы со стражниками, охраняющими ворота, луноликие красавицы, ковровые базары. Миражи являли то Бактрию, то Хорезм, то Согдиану, то Маргиану… Потом являлась яростная конница — и миражи исчезали, в огне и пожарах. Пропадали! Но через некоторое время появлялись опять…

Но вот в один из дней пропали совсем. Как сказал хозяину верблюда его родственник, приехавший из соседнего кишлака, это вертолет опылил хлопковое поле, ветер дул не в сторону селения, а в сторону песков, так что люди и скот не пострадали. Кроме чабана, который заблудился в песках, отыскивая какой-то редкостный цветок для своей любимой… «Так что все обошлось, — сказал родственник, — вот только миражи исчезли!.. Но, если честно, кому они нужны? Разве только твоему верблюду!..»

В семнадцать лет она еще не считалась красавицей. У ней были стриженные до плеч волосы, короткие платья, как у ее сверстниц, ясный открытый взгляд.

Годы шли, круглое личико понемногу становилось все более выразительным. Глаза смотрели более загадочно. Лишь ночью, когда светила луна, ее лицо светилось в глубине комнаты и было по-прежнему детским, открытым и даже немного беспомощным.

Платья девушки становились более изысканными, движения — более плавными, глаза смотрели на окружающих более отрешенно. Она совсем не меняется, говорили ее постаревшие сверстницы. Что она делает с собой?

В тридцать семь лет она превратилась в настоящую красавицу. Лицо ее стало совершенным, законченным. Оно могло выразить нежность, силу, любовь, гнев.

Портил его лишь шрам, едва заметный, пересекающий лицо пополам, наискосок, появившийся недавно. Это было похоже на то, будто ночью мимо Луны пронесся неведомый метеорит и задел ее.

В обычное время шрам был незаметен, он становился отчетливым лишь в минуты ярости или страсти. Тогда он будто рассекал лицо пополам.

Красавица собиралась жить долго…

Он подошел к шкафу, хотел открыть его, но остановился: «Нельзя. Вода там. Доверху. Ка-ак хлынет!»

Он пошел к другому шкафу, открыл его, вынул чашки, чайник, сахар, хлеб и уселся пить чай.

Вошел друг, тоже сел пить чай.

— Слушай, — говорит он другу, — достань мне из шкафа…

— Сейчас, — говорит друг, — сейчас… — Встал, подошел к шкафу, но остановился: — Нельзя. Вода там. Ка-ак хлынет!

Вошла девушка, она все смеялась — такая веселая пришла, и они смеялись.

— Слушай, достань из шкафа… — попросили ее.

— Сейчас, — говорит девушка, — сейчас… — Встала, подошла к шкафу, за ручку уже взялась, но остановилась. — Нельзя. Вода там! — и заплакала.

Наступил вечер. Все разошлись по домам.

Ночью во сне он видит, что находится в воде. Прекрасная такая вода. Лежит где-то на глубине, вытянув пальцы, руки, плечи, весь вытянувшись, а навстречу ему выплывают рыбы. Подплывают, вплывают в вытянутые плечи, руки, пальцы, выскальзывают из пяток и плывут дальше.

И он плывет туда, откуда они приплыли, все вытягиваясь, удлиняясь, если обернуться, то не увидеть конца-края своего тела… И только видно, как плывут сквозь него рыбы.

Утром проснулся, увидел шкаф. «Нельзя открывать, — думает. — А то выскользнут!»

Пошел на работу, рассказал про сон, про рыб.

«Представляете, если бы я открыл шкаф!..»

Ему говорят: «Да, хорошо, что ты не открыл!»

Но через месяц приходят к нему как-то вечером друг и девушка, а он опять грустный.

— А нет там никаких рыбок! Одна вода. Доверху!

— А ты открой, — говорит девушка, — открой и увидишь!

— Нет, нельзя. А то как хлынет!

Мало-помалу стал он забывать про шкаф. Проходил мимо, будто ему ничего в нем не надо. У него и другой шкаф есть, хватает. Только иногда вспомнит ночью и на цыпочках подкрадывается-подкрадывается. Прислонит ухо к дверце: слышно — не слышно? А вода затихает. Сразу же! Как будто чувствует! Не слышно ее…