Николай Бойков - Африканский капкан

За другим поворотом река будто кончилась, переполненная таким количеством оранжевых птиц, сидящих на воде, что дед потянулся к телеграфу и испуганно спросил «Тормозить? — Нет!». И нос судна вошел в розовое оперение и стая начала подниматься, закрывая бак, солнце, небо тысячью хлопающих и шелестящих крыльев, мешая обзору, пряча реку и берега. «Куда править? — крикнул матрос. — Брось штурвал! Судно само чувствует середину потока. Не бойся. Лоцман продолжал лежать головой в коврик. У него был трудный день и большая ответственность. Он был кормчим своего народа. Судно пошло вправо. Или стая ушла влево. Река открылась. Только на обед он прервал молитву с мудростью вечного студента: «Дорого яичко в своем желудке. — И спросил ласково: я бы бульончик с курочкой очень захотел…». Пообедав и выпив чашечку кофе на мостике, снова помолился и просто уснул, смяв коврик-флажок своей широкой щекой и раскинув босые ноги с розовыми подошвами.

Было к пяти вечера, когда открылось пространство, будто судно входило в гигантскую чашу. Горизонт расширился, медленно, дымчатым маревом приподнимаясь в небо. Шли полным ходом по зеленой реке, меж горящими розово-фиолетовыми цветами на ветках густого кустарника, растущего прямо из воды. Пахучего. Сочно зеленого. С громадными черными птицами, сидящими на далеких деревьях и спинах стоящих в воде буйволов. Живописный поселок на взлете лесистого холма открылся неожиданно. Запахло дымом. Навстречу судну неслись по реке пирόги с людьми, гружеными горками фруктов. Усталой птицей полетела над рекой мелодия барабана и песни. Сидящие на палубе, высунулись из-под навесов, облепили поручни лееров, кто-то стал подпевать и барабаны на нашей палубе тоже заговорили на чужом языке.

— Держи ближе правому берегу, здесь глубже и нет затонувших деревьев, — неожиданно трезво скомандовал Миша, стоя босиком на флаге-ковре и показывая рукой направление, — здесь родина моей невесты. Им понравился мой приезд. Хорошая весть бежит быстро. Красивая девочка ждет твоего Сашу.

— Какого Сашу?

— Сэконда. Красивый мальчик скоро будет мужчиной. — Да ты что, Миша. У него девочка в Одессе.

— Настоящий мужчина имеет большое сердце. Большое сердце не обидит женщину. — Сел на флаг и начал обуваться и думать о предстоящих хлопотах.

Ночь простояли на рейде. Палуба очистилась. Все, во главе с Мишей, ушли на берег. Слава богу, а то устали мы от гвалта, суеты и улыбок, как можно было бы устать только при проходе Суэцкого канала, например. Немного отоспались. С рассветом Миша вернулся на борт, скомандовал «сниматься» и, прилипнув толстыми губами к кофейной чашке, занял место на правом крыле. Речная экспедиция продолжалась.

Мы благополучно дошли, загрузились, снялись в обратный путь. У поселка невесты Миша опять нас покинул, чтобы догнать у выхода в океан. Белую мою фуражку примерил, с прощальной тоской воскликнув выученную фразу: «Прощайте девочки, мы были из Одэссы!», попросил просто: «Подари!» — я подарил.

Без хорошего знания местных условий плавания идти через бар с грузом и без лоцмана было рискованно. Двое суток прождали Мишу на подходе к бару. Стали забывать суету, крики и перспективы кровных уз в семейном социализме. На третьи сутки получили слезную просьбу-указание фрахтователя, рискнуть преодолеть бар, так как вся река парализована свадьбой и других лоцманов не будет. А груз ждут срочно.

Почитали лоцию. Посмотрели в натуре. Рискнули. Прошли. На тебе! Миша догнал. Что нужно? Или стал на тропу войны?..

Тридцатиметровое чудище с двумя навесными двигателями и пулеметом на носу резко крутанулось и мягко приблизилось к нашему правому борту, уравнивая свою скорость с нашей. Миша прыгнул на борт, придерживая полы халата и фуражку. Быстро поднялся на мостик и широко распростер руки:

— Здравствуй, капитан! Узнаешь Мишу. Снова женился. Праздновать надоело. Еду хулиганить. Водка есть, капитан? Шучу, капитан. Не надо водка. Я тебя арестовываю. Не сейчас. Отвезешь груз, вернешься ко мне. Будем другую свадьбу гулять. Твой Саша и моя Маша женить будем. Ай, молодец! Я не углядел. Ты не углядел. Они углядели. «Синица в руке… бревно в глазу… шумел камыш, деревья гнулись…».

— Ты чего придумываешь, Миша?

Саша поднялся на мостик, будто ждал за переборкой и подслушивал.

— Говори. — Обратился я к сэконду.

— Чего говорить? Она сама пришла.

— Когда?

— Когда на рейде стояли.

— А ты что?

— Вы же сами говорили: «Молодая кровь флота… Русские эскадры оставляли матросов по туземным островам, если те находили любовь…».