Николай Бойков - Африканский капкан

Речной лоцман должен был прибыть на борт в Дакаре. Но в последний момент агент сообщил, что до бара — океанического мелководья в месте впадения реки — мы пройдем самостоятельно, а лоцман подойдет к судну на пироге. Следовать к устью агент рекомендовал на значительном удалении от берега, для исключения опасности нападения разбойных банд, довольно активных в этом районе. С этой же целью рекомендовалось не пытаться звать лоцмана по радио, а на траверзе реки круто повернуть к берегу и идти в точку встречи с лоцманом, ориентируясь на время максимального прилива — шесть пятьдесят утра. Конечно, как и следовало предполагать, согласно лучшим африканским традициям лоцман не появился. Вернее, лоцман не появился на пироге. Зато нас активно вызывали тремя разными голосами радио-лоцмана. Каждый выдавал себя за настоящего и советовал не доверять и не слушать никого другого, но все трое рекомендовали ни в коем случае не пытаться удаляться от берега. Почему? Разъяснение пришло неожиданно телексом от агента: «По информации береговой охраны за судном следует моторная лодка с вооруженными людьми. Лоцман будет ждать на шестой миле вверх по реке. Рекомендую пройти бар самостоятельно, используя полную воду и защиту берегового полицейского поста…».

Бар резко выделялся смешением воды разных оттенков. От светло-зеленого до сине-темного, и от ядовито-желтого до бурого. Слабый бриз носил над водой ее разные сырые запахи, то соленый, то пресный. Там и там бурлила, дыбилась, крутилась пенными водоворотами и лопалась брызгами и радугой энергия океана, предательски надрезанная, как ножом, подводной отмелью. В линии берега река не просматривалась, скрытая деревьями, туманом и волнами берегового песка. Но и туман, и песок, и далекие деревья все шевелилось и плыло вместе с океаном, носом судна и растворенным где-то впереди солнцем. Валко поднимающие и раскачивающие нас волны казались упругими кольцами борющихся друг с другом и с нами гигантских водяных змей, которые вполне могли быть настоящими.

Фарватер на баре просматривался синевой и отсутствием вспенивающейся океанской зыби. Эхолот показал минимальную глубину под килем. Я прикинул осадку на обратный путь — грузиться следовало строго на ровный киль и, оставляя достаточный запас под килем. Мелководный участок тянулся более трех кабельтов, и волна по нему прокатывалась отменная, то поднимая, то опасно опуская судно. Следовало учитывать это возможное « проседание» на волне, и потому предстоял не простой бой с отправителем по вопросу максимальной загрузки на фактории. «Попадание» в реку было сразу отмечено двадцатиметровой глубиной под килем и совершенным отсутствием какого- либо волнения. Вздохнули с облегчением.

После очень глубокого континентального устья река делала неожиданный поворот и шла параллельно берегу океана, отделенная от него дюнами, редкими высокими пальмами, остовами полусгнивших судов и полуразрушенных глинобитных хижин. Континентальный берег был покрыт живописным и густым лесом, в котором стволы и лианы соперничали друг с другом в толщине и высоте, а свистящие, хрюкающие и поющие звуки были настолько громкими, что их, казалось, произносили сами деревья, цветы и листья. Так неразделимо и естественно они сочетались. Ничто не шевелилось, но и ничто не казалось самим собой. Лианы и стволы — змеились. Листья и цветы — свистели. Блики солнца, вода, радуга испарений и летающая паутина — все было улыбкой, ядовитым оскалом и следящим в охоте зверем. Большие хищные птицы парили высоко-высоко в небе, где их никто не мог достать, но откуда сами они, медлительно и оценивающе, высматривали себе живую добычу. Бог знает, какие опасности таила в себе река, и все мои чувства обострились и напряглись, пытаясь звериным напряжением уловить легчайшую струйную рябь, которая зримо выдает глубинную середину потока. Пришлось самому стать на руль, и я буквально осязал через дерево штурвала легкое шевеление водяных пальцев, потрагивающих рулевое перо, оглаживающих корпус, упруго огибающих форштевень и направляя его. Будто не судно, а сам я плыл против речного потока. Я чувствовал вибрацию маленьких рыбок, открытыми прозрачными ротиками обсасывающих зеленоватые водоросли на скуловом киле судна. Я чувствовал тень птицы, когда она пролетела над нами, и тень, казалось, накренила судно с борта на борт. И рефлексирующая волна побежала от нас к обоим берегам, переламывая солнечный луч на множество сверкающих осколков, снова собирая их в одно целое и выстилая на воде девственно замирающим и хрупким глянцем.