Николай Бойков - Дом на волне…

Стало тихо. Барабаны били медленно, издалека, будто перекликаясь.

Гром. Хорошо этот черт черный про матрешку сказал. Я, честно сказать, никогда и не думал, что игрушка — символ народа. Всех понимает, всех к себе принимает, как в душу берет.

Капитан. Зри в корень, как говорил Козьма Прутков. Матрешка — матрица мира. В этом смысле, мы все — снежинки СССР. Сам придумал, или слышал где-то? (трет лоб и задумывается).

Гром. Где эта страна? Чего о ней вспоминать? Она о нас помнит?

Капитан. А ты себя лучше спроси: ты помнишь? Миша — дитя Африки и романтик-проводник поезда «Москва-Магадан»…

Гром. В Магадан поезда не ходят.

Капитан. А он и не спрашивает. Сам — куда хочет— едет. Миша, получается, больше помнит, чем мы. И Зыкину поет, и «три калина… с клином!» сам придумал. А ты?

Гром. А я на заработках. Я о семье думаю.

Капитан. О семье твоей твоя жена думает. Каждое утро. И каждую ночь. И о семье. И о стране. И о тебе — добытчике хреновом. Вот она, жена твоя — может, имеет право о стране судить, в рев и в гриву, как говорится. А тебе — помолчи лучше. Удрали мы из страны, потому что… Удрали. До лучших времен. Как птицы перелетные, до нового времени года.

Витя. Капитан! А ведь Новый год скоро? Какой же это год будет? Сколько мы уже здесь? Надо в Севастополь… Слышишь, музыка. Духовой оркестр на Приморском бульваре. Барабан бьет так отчетливо. «На Малахов курган опустился туман…». Я на Приморский сбегаю, капитан… (Витя пытается встать, роняет голову на плечо и медленно опускается в клетке, погружаясь в собственные колени.)

Капитан. Уснул?

Гром. Уснул… А вы, капитан, встречались с акулой? Приходилось? Не то, что каждый рыбак рассказать может. А так, что она вам одному по ночам снится.

Капитан. Она теперь всегда рядом. Разговариваю я с ней, а она — со мной.

Гром. Вы о чем?

Капитан. Не бойся, я в полном здравии. Сейчас расскажу… Мы под марокканским берегом работали. Там самые рыбьи места. А акул прорва. Привыкли мы к ним и внимания не обращали, когда тралом на палубу вываливали. Крупные попадались. А один раз, под вечер, получили штормовое предупреждение — циклон шел. И решили следующий трал не ставить, а готовиться уходить из района на юг. В этот момент и намотали на винт чей-то выброшенный кусок сети. Машину пришлось стопорить. Сбежались на корме, смотрим в воду, а там пляшет в волнах этот хвост капроновый, который винт судовой петлями обмотал, и траулер наш к приближающемуся шторму готовит. Что тут делать? Надо нырять под корму и резать капроновые петли. Дело не новое. Добровольцы всегда есть — народ на море риск любит, и парни молодые плечами не обижены. А только заминка случилась — под корпусом кружила, всплывая и вспарывая плавником воду, пятиметровая акула. Откуда она взялась? — «Наверно, любопытная очень…», — пошутил кто-то. Посмеялись, не дружно. «Или это африканская мама пришла за своим рационом…», — сказал другой. И шутки на палубе стихли. И добровольцев идти под воду — освобождать винт и спасать пароход как-то не стало.

Гром. А вы тогда уже капитаном были? И кого послали?

Капитан. Кого пошлешь? Не жребий же тянуть. А отвечает за все капитан, в любом случае. Другая проблема — мы только начали наш контракт, две недели всего. Не притерлись. Но нельзя оскорбить подозрением в слабости. Ведь каждый — моряк.

Гром. А еще ведь о мамах надо помнить, которые мальчиков своих дождаться должны.

Капитан. О мамах. О женах. О детях. Как на себя чужой риск взять, чтобы не получилось, что капитан взял риск, а море — матросскую жизнь, а?

Гром. Не просто.

Капитан. Пока думали и подводное снаряжение готовили — темно стало. Африканские сумерки очень короткие. Отложили геройствование до утра. Я всю ночь не спал. Решил просто — я за все отвечаю, потому и рискую. Всю ночь, кажется, с акулой разговаривал. Просил. Уговаривал. Представлял, как мне ее сподручнее будет ножом ткнуть, если она на меня пойдет. Решил твердо — бить надо один раз и наверняка, точно в глаз. Самое у акул болевое место. С тем и пошел под воду, как только рассветать начало. Вот и все.

Гром. Как это все? Вы же главного не рассказали.

Капитан. А главного не случилось. Нырнул, смотрю, а сеть с винта на моих глазах последним шлагом по волне уходит. И я бы за ней ушел, если бы боцман, дай ему Бог здоровья, не привязал меня намертво 50-метровым фалом к пароходу. Такое течение сумасшедшее. И волной меня как шарахнуло об обросший подводный борт ракушечный! Еле вытянули меня на палубу. А я кричу механику, как дурак полупьяный: заводи, дедушка! Запускай!