Николай Бойков - Дом на волне…

Шпринг. Врешь ты. Я давно заметил, что ты врать мастер.

Витя. Так это от моря — веселое вранье или треп, по-морскому, помогает улыбнуться и выжить, когда смерть рядом. Понимаешь? Смерть — улыбки моей боится и убегает. Тебя, кислого, преследует, а меня обходит.

Шпринг. Пьяница ты.

Витя.А ты не пьешь?

Шпринг. Нет.

Витя. Напрасно. Малярию в море можжевеловой лечат, джин называется, а дизентерию — коньяком. Не знал? Дрейка, когда с горшка сняли, в бочку с коньяком закупорили, чтобы до Англии тело доставить. Доставили. Дрейка проспиртованного слугам королевы передали, а коньяк из бочки — за помин души и для профилактики желудка…

Шпринг кинулся к борту и надолго обнял фальшборт. Витя протянул руку сквозь жерди клетки и взял ведро с остатками воды. Спросил, поворачиваясь к соседям.

Витя. Капитан, умыться хочешь? Гром, пить будешь?

Капитан. Не откажусь… День впереди жаркий.

Гром. Это по-нашему… Слышь, как барабаны все громче и громче.

Снова появился Шпринг. Давно такого громкого праздника не было. Интересно. Африканские игры всегда смертью заканчиваются. Я люблю смотреть. (Поворачиваясь к Вите.) И улыбка твоя тебя не спасет.

Витя. Так это еще неизвестно, кто у нас на заклание пойдет. Миша черный придет и слово свое скажет. Ты меня береги, Шпринг! Которые со мной — им везет. А то ведь и клетка пустая есть. Для кого она? Заходи!

Шпринг. Я в клетку не попаду. Мои предки сами такие клетки делали.

Витя. Дурак ты, мелкопакостный.

Шпринг. Почему?

Витя. Нечего под предков косить. Они у тебя кто были?

Шпринг. Один, точно знаю, был китобоем, а потом пиратом. Настоящий китобой и настоящий пират.

Витя. Откуда знаешь?

Шпринг. Я сначала не знал. Только удивлялся, когда иностранное слово услышу или название африканской реки, или закат над берегом, как будто я это слышал, видел, знал раньше. А потом стали сниться сны, в которых эти слова и названия, и мой прадед мне все рассказывает. Про Африку, про убитого кита и племя с умирающей дочерью вождя. И корабль на ночном рейде, к которому он поплыл, хотя дочь вождя показывала ему плавник акулы меж близкими волнами. Он доплыл. Акула его не тронула. Но корабль оказался пиратским и жизнь изменилась. Мой предок. Точно.

Витя. Придумал или правда — приснилось?

Шпринг. Правда.

Витя. У меня тоже пираты были в роду.

Шпринг. Правда?

Витя. Конечно. Мы же моряки. Могут у нас быть похожие тайны в прошлом? Могут. Мы, может быть, даже породнились сейчас. Вполне. Мне точно подобные сны снились. Как-то раз, в тропиках, когда пытался заснуть на палубе и смотрел на звезды. А потом вырубился и проснулся от ветра и брызг. И точно, подумал тогда, что это со мной уже было: ветер, брызги, мачта тычется, как школьная указка, прямо в созвездие Южный Крест. И голос… Учительский такой…

Шпринг. Что он сказал?

Витя. Сказал, что, мол, «верной дорогой идете, товарищи!»…

Шпринг. Это же Ленин сказал!

Витя. Может и Ленин, а только под мачтой в небе, и во сне. А Ленин, не мог иметь родственника-пирата?

Шпринг. Ленин — вождь пролетариата. А вожди от моря далеки, как чайки от городской свалки.

Витя. Не скажи. С этой перестройкой в стране и чайки просторы морские на горы мусорные поменяли — до самой Москвы воронье вытеснили.

Шпринг( продолжает ). А если тебе Ленин приснился, значит, точно — в Россию вернемся. Я сны хорошо разгадываю. А если про мусор — это к плохому.

Витя. К плохому? Язва ты, Шпринг. Не можешь, чтобы плохое не вспомнить. Но чайки тебя оправдывают, что-то морское в разговоре прослеживается. Пиратская, ты душа. Потому вот и кровь у тебя, как у рыбы, холодная, в смысле. (Напевает.)

Шпринг. Как ты можешь петь в клетке? Тебя акула ждет!?

Витя( напевает ):

(Где-то далеко гремят барабаны .) Слышишь, Шпринг, это мои барабаны гремят. Чтобы я этой акуле глаз вырвал.