Смотрю на смятую обложку
Полужурнала «Златоцвет»,
На «акварельную» дорожку,
На неба «бел-латунный» свет.
На шпиль высокий в отраженья.
Напоминающий мне вид:
«Невы державного теченья,
Береговой ее гранит».
И на «дворцовую» решетку,
Давным-давно которой нет.
А перевернутую лодку
Здесь греет солнце много лет.
На запустение у сквера,
Подъезд «Царицына Крыльца»,
Где пусто так и грустно – серо,
На окна «Зимнего Дворца».
На виды, в мыслях, «Малой Невки»
На голубой изгиб Невы,
Развалины скульптурной лепки,
На воздух нежной синевы…
Воспоминания – привычный
Фотографический мой взор, —
Хотя все милое в кавычках,
В зрачках живут и до сих пор.
«Русская мысль», Париж, 6 мая 1967, № 2617, с. 6.
Партизану и поэту Н.Н. Туроверову
Тебе, певец казацкой славы,
Слова простые говорю:
Палаш, винтовка, пика, лава,
Сломали молодость твою.
В Донецком Каменском Соборе
Христос тебя благословил
Искать судьбу в кровавом море,
Средь скифско-половских могил.
Новочеркасским медным звоном
Сполох на бой тебя послал.
Ты вышел в степь и перед Доном
Казачью честь свою держал.
Явился ты с Донецких ланов
Готовым к бою казаком.
У чернецовских партизанов
Был смелым, преданным бойцом.
С разъездом крался в темных балках,
Молитвой матери храним.
И плакал где-то чибис жалко
Над бурным будущим твоим.
Твой карабин, добытый с бою,
По степи смерти рассыпал.
И над твоею головою
Такой же смертный рок витал.
И раны тяжкие, с рубцами,
Ты беззаветно заслужил
И вместе с мертвыми полками
К подножью Дона положил.
А нужно – рюмками без мерок
Ты тост за Дон свой подымал.
И в виде Муз своих, жалмерок
Любовью краткой «жалковал».
Любил, живя уж заграницей.
Французских лоз вина хлебнуть,
И иностранной ты девице,
Зажатой в угол, подмигнуть.
Твой стих, как горсть донских жемчужин,
Рассыпанных твоей рукой,
Он легок и с душою дружен,
Всегда донскому сердцу свой.
Своих ль донцов ты прославляешь
Иль эмигрантов-парижан
В шутливой форме вспоминаешь,
Ты всюду смелый партизан.
«Родимый край», Париж, ноябрь-декабрь 1965, № 61, с. 13-14.
Одна из иностранных газет посвящает статью памяти национального героя Финляндии и бывшего русского генерала Маннергейма. Автор статьи пишет:
«Полководцу посвящена самая красивая улица в Гельсингфорсе (Гельсинки), там же поставлена его конная статуя. Его могила на кладбище служит местом паломничества даже и для представителей крайне-левых течений».
Совсем рядом, в зеленом и спокойном лесу, где белки прыгают между могилами, похоронен президент Пасакиви, патриот, взявший на себя ответственность вести переговоры с Советами, со смелостью и с дипломатическим талантом, в защиту внутренней свободы и автономии страны.
Но немного посетителей задерживается перед его могилой. Признательность большому государственному деятелю затмевается славой Маннергейма, героя 4-х войн, отца Родины, «Георга Вашингтона Финляндии».
Маршал спит среди павших во 2-ую Мировую войну под массивным мраморным саркофагом: имя, две даты 1867–1951 украшены его гербом и девизом его рода: «Candida pro causa – ense candido» [3] За чистое дело – чистым оружием ( лат. ).
.
Для Маннергейма эти слова не звучат фальшью.
Маннергейм – это тот, кто в 1918 году создавши из ничего первую национальную армию, вынудил капитулировать сов. войска и раздавил финскую красную гвардию. Это он в период ужасов голода и беспорядка создал в стране возможность залечить свои раны после гражданской войны, и, убедившись в удовлетворительном ее состоянии, через 6 месяцев, вопреки своим личным монархическим убеждениям, подписал акт об учреждении Республики и оставил власть.
Четыре месяца «зимней войны» 1940 года и необычное сопротивление финской армии сталинской агрессии сделали имя Маннергейма известным всему миру. Советская власть, которая была его врагом три раза, относилась к нему с уважением… Начатые переговоры о мире вынудили его покинуть страну и переехать в Швецию.
Барон Маннергейм, национальный герой Финляндии, 30 лет верно служил России, и в то время, как его компатриоты избегали русской военной службы, был зачислен в русскую Императорскую армию, где достиг чина полковника гвардии и был флигель-адъютантом русского Императора. Случай единственный среди аристократии его страны.
Читать дальше