Елена Четвертушкина - Нетленка

— Стоп, стоп, — нахмурился Тойво, — я этого вовсе не говорил. И даже в виду не имел, честное слово.

— Предположим. А что имел?

— Да всё то же — любят ли слонопатамы поросят .

— Ага, метафорами изволите изъясняться. Отлично — вот тебе в ответ одна Треветова присказка: «Жуткое дело! — колёса одной телеги поспорили о направлении. Спорили, спорили, и разбежались в разные стороны. Мораль: или телега дура, или возница бестолочь».

Тойво покрутил головой — я видела, что ему ужас как хочется почесать в затылке, только воспитание не позволяет. А напрасно.

Наконец он сказал:

— Не понял. Нет, понял, но не совсем…

— Ладно, проехали, лучше объясни, что тебя на самом деле волнует.

— Я ученый, — сказал Тойво, — с одной стороны. И прекрасно понимаю, что мне довелось прийти в этот мир на стыке эпох, на перекрестке социальных изменений. Но я ещё и шейп, у нас свои законы, свои представления о мире. Облако, снег, птица, человек — смысл нашего мира в том, что он не рождает ни врагов, ни чужих, всё, порожденное этим миром — семья. Я чувствую, что эта земля все ещё Живая. Но где гарантия, что она очень скоро не превратится в Убитую?

— Только потому, что большинство из нас не верит в духов?

— Не в духах дело, Заяц.

— Ну, да, наверное, — все-таки обычно межэтнические проблемы начинаются из-за разницы в традициях. Конечно, большая удача — родиться и прожить всю жизнь в русле одной давней и обжитой традиции. А если нет? Ведь традиция не самое главное для души, она важна, но не необходима… Знаешь, я тебе, пожалуй, сейчас ещё одну сказку расскажу, уже Саймакову.

Вообрази тихое, достойное фермерское хозяйство, где-нибудь на континенте, в Юне, скажем… Скотинка всякая, коровки, лошадки, куры, индюки, гуси. И всё бы хорошо, да вот — начинается всякий раз по весне томление духа у скотинки. Лошади по стойлам дико взбрыкивают, быки своих не узнают, куры стонут… И вот гусенок один (видно, пора пришла ему) как-то взгомошился тоже. Гуси, видишь, клином пролетали над хутором. Ну, чего там у молодых в головах перемыкает-громыхается — не мне рассказывать, короче, рванул подросток им вслед. Рыская, полощась на ветру, как вымпел на флагштоке, пошлепал пером за дикой стаей, летевшей незнамо куда.

Да крылья коротки оказались — спёкся гусенок за ближайшим лесом, и через пару дней коростелем полупешим до родного дома добрался. Тихий, кроткий и грязный такой — ну, будто в болоте его лешаки топили.

А вот тут-то история, собственно, и начинается. Счастья, понятно, молодой нахал ни в доростках, ни в гусях не стяжал, но хоть в горшок не попал, всё удача. Только вот какое дело… Сны ему всю жизнь снились о дальних странах, о туманных теплых озерах, о невиданных ладах лебединых… И вообще всякая невидаль завиральная снилась: какое-то море Саргассово , где корабли плыть не могут от густой водоросли; миражи в пустыне, фелюки контрабандистов в средиземных морях, — на их мачты можно опуститься в сумерках, чтобы пережить последнюю, почти мёртвую усталость конца пути, когда уже ничего не видишь, не помнишь и не знаешь, только веришь, кровью и генами, что за последним крутым горизонтом кроется твоя земля обетованная…

Вот ведь что оказывается: на самом-то деле в глубине души все — дикие, все — летучие. Любой может неожиданно сорваться с места, рвануть от родного очага в белый свет, как в копеечку! У каждого в генах хранится способность к полету, кровь помнит времена, когда не были ещё Божьи птицы только едой. Но почему-то только одна птица из сотен рано или поздно вдруг слышит голос Дороги, и пытается улететь. Большая часть гибнет, конечно… А какая-то одна — улетает. То есть она не улетает, она…

Вот ведь штука в чем: никто никуда не улетает на самом деле, все только возвращаются. Как это — куда?! К себе, к естеству своему крылатому. Вот так…

— Тойво, — сказала я, — в Суони практически нет традиций, только уклад, продиктованный суровыми буднями, перед которыми все равны. Ты думаешь, в Суони могут попасть банальные недоделки, которым просто лень обустраивать собственный дом, и они ищут молочных рек с кисельными берегами, желательно задаром? Где ты тут молочные реки видел?.. Суони переводится как «конец пути», Габи даже говорит — «абзац всему», и это архиверно. То есть, сюда люди попадают лишенными всего, и для всего открытыми. Подумай обо всех, кого хорошо знаешь из приехавших: разве их не Дорога привела? Это каким же, интересно, способом ты собираешься в данной ситуации терять свою цивилизационную сущность?..