Елена Четвертушкина - Нетленка

— Ну да.

— Поня-атно… Понятно теперь, почему тебя волнует, любят ли слонопотамы поросят…

— У нас, — негромко добавил Тойво, — считается, что земля, где молчат духи — это Убитая земля. А там, где они говорят с человеком — Живая.

Тут опять заорала дверь, и в «Четверг» ввалилась толпа йети. Тут же они отряхнулись, и оказались стаей тарков, и загомонили, как на ярмарке:

— А, Заяц!.. Тойво, какими судьбами… Нет, вы гляньте — пока мы, живота не щадя, воюем с Напомником, он тут девушек утешает… Заяц, а где твой муж?.. Заяц, а ты мне невесту нашла?.. Эй, а чайку с коньячком можно?..

— Ну, всё, — сказала я, вставая, — Тойво, извини — мне пора к мартену. Сейчас им чаю, кофею, камры , а лучше грогу с глинтвейном…

— Я ещё как-нибудь загляну, — пообещал Тойво, поднимаясь.

— Очень рассчитываю, — откликнулась я.

Тойво произвел на меня сильное впечатление. Из головы не шел наш разговор, я постоянно его вспоминала.

Живая земля… Очень интересно. Что-то в этом было, что-то очень мне близкое. «Убитая» земля… Значит, Тойво боится, что масса «понаехавших» — ни во что не верящих гринго — убьет эту сложную, опасную, но имеющую душу землю.

Ну, положим, насчет того, что Суонийская земля сама наказывает за преступления… Мистика?.. Нет, а почему обязательно мистика. Уж кому-кому, а мне, глубоко верующему человеку, хорошо известно, что мистика бывает разная. А может, и нет тут никакой мистики — может, провинившийся сам себя наказывает. У близких к природе древних народов наверняка есть какой-то ещё не убитый цивилизацией орган, отвечающий за внутренние запреты. Что-то вроде гланд, или аппендикса — в конце концов, никто так и не знает, зачем они человеку… Или эпифиз какой-нибудь.

Может, они у гринго просто не работают?..

Или работают, но только на Живой земле?..

Однако непреложным фактом оставалось то, что преступности в Суони практически не имелось. Нет, конечно, были отдельные правонарушения; но в небольших и отдаленных населенных пунктах с ними успешно справлялось само население, а, например, в крупном портовом и культурно-административном центре Лоххиде — десяток полицейских. До появления Саймака — первого законного суонийского Правителя, — суонийцам просто некогда было портить жизнь друг-другу. Они были заняты тем, чтобы не дать испортить жизнь себе, и источником реальной опасности, как правило, оказывались природа и иноплеменники. Когда жизнь неожиданным рывком ломанулась вперёд, изустно существующие законы всё-таки были записаны на бумаге. Иноплеменники при ближайшем рассмотрении оказались либо чужаками, подпадавшими под государственный закон о суонийской независимости, — им было вежливо предложено убраться вон, — либо работающими бок о бок с тобой соседями, вполне приличными людьми, так что возникший в то же время Уголовный Кодекс оказался на редкость компактен. И страшно интересен зарубежным юристам, так как оказался заполнен беспрецедентными законами.

Смертной казни в Суони нет. Раньше её заменяло изгнание, а теперь — пожизненное заключение. Но вот карать таким образом кого бы то ни было Государство права не имеет — только община. То есть, с самого начала были разделены права общин и Государства: община признавала себя частью Государства, и доверяла ему развивать и защищать себя. Но судить членов общины могла только община. Общиной считалась деревня, если человек жил в ней; если же преступник оказывался горожанином, то отвечала за его судьбу соседи или работа, где он подвизался, то есть, те группы людей, которые могли претендовать на знание этого человека не менее года, и имели право поручиться за него, взять на поруки, обещать перевоспитать, или упечь на каторгу.

Эта система очень смахивала на старый юнийский анекдот о правах и обязанностях мужа и жены. Муж отвечает за серьезные вещи: за какую партию голосовать на выборах, посылать ли нашу авиацию бомбить расшалившуюся Террагону, вводить ли санкции против Сенежи, имевшей наглость вякнуть на какой-то там Генеральной Ассамблее… Жена решает вещи попроще: покупать ли вторую машину, в какую школу отдать детей, и не пора ли подкрутить электрический счетчик.

Свято следуя этому принципу, Государство в Суони решает, налаживать ли дипломатические отношения с, предположим, Лаванти, или нет; закупать хлеб у Юны, или Чары; разрешать ли Империи заплывать в наши воды, не вводя квот на выловленную рыбу, и так далее.

А община решает, вводить ли в Кодекс уголовное наказание за плевок на святую Суонийскую землю, или хватит штрафа; и что делать, если убийство является актом самозащиты; и что такое на самом деле «обстоятельства непреодолимой силы», и какая степень безнаказанности на самом деле причитается матери, защищающей ребенка — неважно, человеческого или звериного, — и какой мерой мерить вину того, кто напал на ребенка…