Впрочем, правильно говорят — когда не знаешь, за что браться, берись за ум. Рано или поздно в него, если правильно настроить, Бог пошлет неглупые мысли.
Например, такую: если не оказался в жизни ни талантом, ни гением, то вполне может случиться, что ты — та самая ватерлиния, которая показывает всем: ниже опускаться уже никак нельзя. Тоже полезная вещь, даже очень… Или другая, не менее полезная: никто не любит то, что считает чужим. Строго говоря, моя тоска по Акзаксу дешево стоила, он не был моей личной нетленкой , его создала вовсе не я, я только пользовалась… Но как только в «чужое» произвольно, или под гнетом обстоятельств вложен твой труд, нервы и мысль — оно становится твоим по праву, и ты уже не можешь это «чужое» не любить. Разве не так и с людьми? — вечный казус девочек, которые влюбляются в плохих мальчиков, и мужчин, которые поголовно питают слабость к стервам…
Так же и другое. Быть горожанином — очень творческий процесс, потому что на самом деле любой город — это книга. И не случайные герои, а сами жители пишут его историю, и каждый вносит свою лепту: анекдот, байку, острое словцо, смешную примету, открытие, подвиг… Даже тот, кто проживает вроде бы бесславную жизнь, кто незаметен и не оставил по себе памяти, всё равно необходим городу: ведь у каждой книжки должен быть ещё и читатель.
Когда мы приехали в Лоххид, он был ещё ненаписанной книгой. Он уже народился, но ещё не стал личностью, с ним было невозможно ни поссориться, ни подружиться, как с грудным ребенком. Чего уж там — поначалу даже такое простое понятие как «завтрак» включало в себя не сакраментальное «встать, одеться, приготовить», а «встать, одеться, взять ружье и подстрелить в лесу какую-либо еду»… Перед насельниками города открывалась прекрасная перспектива стать родителями (пусть приемными, в нашем случае) новой, с иголочки, суонийской столицы. И мы начали писать эту удивительную книгу, кто как умел.
Во-первых, мы, «понаехавшие» гринго, скинулись и выстроили церковь Святой Троицы на вершине Последней сопки, на самой верхней улице, — 3-й Веревочке. Церковь вскоре так и начала называться — Живоначальная Троица на Веревочках.
Фрэнк, отменный геолог, указал самые сейсмостойкие места для разбивки новых кварталов и Собачьего Хутора.
Профиль Микады — первого законно избранного Президента, также приехавшего из заграницы, — чеканят на монетах. Ну, не то чтобы его, образ скорее собирательный… Просто Микада такой типичный суонийский красавчик, что никто и не сомневается: это именно его профиль запечатлен на сканах.
Джой внедрила в быт города лошадей и моду на флек.
А трамвай, который упорно пробивали мы обе? — в Лоххиде, с его перепадами высот, речками и общей крутизной улиц, прокладка рельс какое-то время считалась невозможной. Но мы уперлись: как это, такой хороший город, романтичный такой, и без трамвая?! Нашли грамотных инженеров, собрали их вместе с Фрэнком на мозговой штурм, обеспечили поляну — наливки, икру и шашлык из косули… Штурм удался, проблемы оказались вполне решаемы: на крутых склонах появились зубчатые рельсы, а в вагонах, в передней и задней их части, установили противовесы, что придало им дополнительную устойчивость. Трамвай был пущен, и тут же оброс популярностью и традициями. Например, кроме фиксированных остановок, он подсаживает и высаживает пассажиров ещё и по требованию, в любом месте. Чтобы не очень вылетать из графика, он не останавливается полностью, а только притормаживает — для ловких и закаленных суонийцев никакой опасности это не представляет. А престарелым, детям и инвалидам всегда поможет 1—2 пары крепких рук, как из вагона, так и с улицы.
Трамваи нумеровались буквами латиницы, но горожанам скучно было именовать маршруты унылыми и ничего для них не значащими «А», «В» и «Ц». Поэтому глупые буквы немедленно одушевили, и выглядело это так: чтобы доехать, скажем, от Собачьего Хутора до Дугова «Повешенного», надо было на Лапке сесть на «Бобра», доехать до Континентальной, пересесть на «Аиста», и в самом начале Вратня перепрыгнуть на фуникулер, конечная которого была как раз на Дуговых Чердаках. Можно было ещё, если хочешь прокатиться, пересесть на Вдовьей на «Дикобраза», и тихонько карабкаться по серпантину до Чердаков по Большой Добыче, Чеглоку и двум нижним Веревочкам.
Кроме того, в лоххидских трамваях совершенно самостоятельно ездят собаки. Это понятно: пастушьи, охотничьи, ездовые, няньки и поводыри, многие из которых ведут родословную ещё от тех героических псов, что пришли сюда с первыми сканийцами через Перевал, — для местного населения собаки являются членами семьи с соответствующим социальным статусом. Городские вагоновожатые рассказывают анекдот:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу