Андрей Рубанов - Финист – ясный сокол

Я скользил взглядом по лицам – и не узнавал никого.

– Люди города! – крикнул я. – Слушайте! Я прожил на поверхности двадцать лет! Никто из вас не был внизу так долго! Я такой – один! Слушайте! Завет запрещает нам бывать внизу, но все там бывают! Многих из вас я видел там своими глазами. Не буду называть имён, дабы никого не опорочить. Вот и юный княжич тоже побывал у троглодитов, и сошёлся с бескрылой девушкой. Но кто из вас его обвинит? Кто не был на сырой земле? Кто не подсматривал за дикарями? В чьём доме не было прислуги из числа земных женщин? Слушайте! Настало время переписать Завет! И разрешить всем свободно посещать поверхность…

– Хула! – гневно крикнул второй жрец. – Замолчи, или тебя заставят!

Двое сторожей по краям клетки снова перехватили копья, собираясь сунуть лезвия меж прутьев.

– Пусть скажет! – зашумели в толпе. – Дайте ему сказать!

Приободрившись, я сделал шаг вперёд, прижался лбом к железным перекрестьям.

– Это я привёз в город Марью! Она любит Финиста! Финист любит её! Всё просто! Я научил Марью, как попасть в княжий дом! Я дал ей золотую нитку! Я сделал это ради вас! Откройте глаза! Завет пора изменить! Пусть дикари про нас узнают! Пусть они чаще появляются! Как появилась Марья, жена Финиста…

– Хватит! – возопила Цесарка. – Его жена – я!

– Вчера была, – ответил я. – Сегодня перестала. Ты продала его за золото.

– Ложь! – крикнула Цесарка срывающимся голосом. – Всё ложь! Не слушайте его, он преступник! Разбойник!

– Верно, – сказал я. – Разбойник! Согласно Завету, меня надо казнить. За то, что вернулся, будучи изгнан пожизненно. Думаете, я прилетел, чтобы выйти к вам, наврать – и подохнуть? Думаете, мне жизнь не дорога? Нет. Я хочу принести пользу. Я хочу помочь себе и остальным. Я прибыл, чтобы побиться за будущее.

– Довольно, – резко произнёс второй жрец. – Ты обвиняешься в том, что был сообщником дикой девушки. Ты помог ей проникнуть в дом князя и подкупить особу княжеской фамилии.

– Всё признаю, – заявил я, улыбаясь. – Всё, полностью, до последнего слова. Не только помог, но и сам предложил, всё продумал, снабдил девку одеждой и ценностями, доставил в город, научил, как уговорить охрану. Всё провернул от начала до конца. И вот почему я так сделал. Однажды молодой Финист станет вашим князем. Он будет вами править. И я хотел бы, чтоб его женой стала земная девка. Вот эта, стоящая позади меня, Марья. Она претерпела муки, чтобы разыскать своего любимого. Она прошла через такое, о чём вам лучше совсем не знать…

Я задохнулся, необходимость надсаживать глотку и подбирать нужные слова далась мне тяжело; воспользовавшись моим молчанием, второй жрец поднял руку.

– Подсудимый Соловей всё сказал! Подсудимый Соловей полностью признал вину и раскаялся!

– Нет! – закричал я. – Не признал! Я поступок признал! Я содеянное признал! А вина – в чём? Где она? В чём мне каяться? Я хотел, чтобы княжеский сын был здоров и счастлив! Это что – преступление? Я привёл к нему девушку, которая его любит! Я хотел, чтоб наш город держался на любви, а не на жажде золота!

Теперь поднял руку старый князь. Я, разумеется, замолк.

– Многие злодеи, – уравновешенно произнёс старший Финист, – умеют говорить красивые слова.

По толпе прокатился смех.

– Но мы, – продолжал старый исполин, – не слушаем, что говорит человек. Мы смотрим, что он делает. Сделанная тобою мерзость, – он ткнул в меня пальцем, – многократно перевешивает твои красивые речи. Теперь успокойся и умолкни, а мы перейдём к третьему подсудимому.

– Давно пора, – громко и с большой обидой высказалась Цесарка; я отступил на два шага назад и снова оказался плечом к плечу с нею.

– Тебя казнят, – добавила она, гораздо тише, но внятно.

Я промолчал.

– Цесарка, – объявил второй жрец. – Дочь господина Неясыта, старшего охраны. Жена княжьего сына Финиста- младшего. Обвиняется в измене интересам княжьего дома. В обмен на драгоценное подношение разрешила чужому человеку проникнуть в спальню княжьего сына…

– Ложь! – нервно заявила Цесарка. – Никаких подношений не брала!

Старый князь наклонился вперёд и опёрся локтем о колено.

– Как же не брала? – спросил он. – Если взяла, и оно сейчас при тебе? Выйди, покажись.

Цесарка осталась на месте.

Мне вдруг стало её жаль. Старик действовал слишком жестоко, безжалостно.

– Не хочешь? – продолжал он. – Тогда хотя бы скажи, что на тебе надето.

Цесарка молчала.

Пять тысяч ждали её ответа, боясь пошевелиться.