Борис Ольхин - Осенние жаворонки

— Буду. Но не шибко, — сказал он; споткнулся на ровном месте, озадаченно поглядел под ноги — и сменил разговор: — А ты видишься с тем… с бывшим своим?..

Он старался напустить на себя равнодушный, скептический вид — и с каждым шагом самому все яснее становилось, что больше не сможет противиться своему чувству. У Тамары же в отношении к нему после признания Юльки наступил перелом, что-то щемительное, нежно-заботливое проскальзывало во взгляде и в интонациях голоса.

— Он погиб. Еще зимой, — сказала она. — В аварию попал. Он шофером работал.

Игорь опустил глаза и спросил не сразу, через силу:

— Как же ты за него… вышла?

Тамара невзначай задела его плечом, он резко откачнулся и сбился с шага. Лишь немного погодя сам коснулся ее плеча, как бы давая понять, что перед тем отшатнулся непреднамеренно.

— Да как, — начала она негромко, доверительно. — Передумано было всяко. Ты вдруг замолк: месяц нет письма, другой. А он меня и встречал с работы, и на работу провожал. Думаю, тебе не нужна, никому не нужна, а тут, может, судьба, зачем же пренебрегать. Мама советовала: «Парень смирный, любит тебя, чего еще перебирать!» И решилась. Когда ты написал, мне уж и отвечать нечего было! Конечно, и сразу жалела, и потом, да назад не воротишь. Что было, то и сплыло…

Игорь, как-то само собой получилось, взялся за ремень ее сумочки, и руки их сошлись; у него вразнос, на пределе застучало сердце.

— Ты чем сегодня занимался? — спросила она.

— Физику повторял. В институт готовлюсь.

— В какой?

— В машиностроительный, естественно. И не решусь: на вечернее отделение поступать или на дневное.

— Почему бы не на дневное?

— А вдруг жениться надумаю?

— Есть кто на примете? — спросила она отчужденно и независимо.

— То верится, что есть, то кажется — нету.

— Да-а, — протянула она. — На вечернем-то — шесть лет?

— Шесть. И работу оставить — как-то непривычно.

— А знаешь, я, пожалуй, тоже смогла бы работать токарем.

— Ну да?! — отозвался он недоверчиво.

Она призналась, что часто наблюдала за его работой на станке (сверху ей хорошо видать), почти все токарные операции знает.

— Я чувствовал, когда ты смотрела, — признался он.

Теперь Тамара с его интонацией проговорила:

— Ну да?

— И сбился раз. Две детали запорол.

— Я помню: стукнул одну о другую и отшвырнул. И головой покачал.

Они прошли еще немного, и Тамара остановилась перед своим домом. Повернувшись к спутнику, ладошкой накрыла его руку, удерживая на ремешке сумки. Тут на Игоря накатило что-то озорное, смешливое, — прочел ей стихозу Валентина:

— Тридцать пятый, — быстро откликнулась Тамара.

И засмеялись оба. Теперь они стояли тесно друг к другу, так что Игорь касался ее плеча и обнаженного локтя, близко видел светло-голубые, дерзкие и зовущие ее глаза. Под настроение еще из стихов брата процитировал: «Что чувства выражать словами? Не хватит слов. Пойду-ка лучше наломаю в лесу я дров!..»

— Ох, уморил! — смеясь, воскликнула Тамара. — Это кто же такие стихи сочиняет?

— Валька наш. Он и не такие умеет!

Затем они, утихомирясь, постояли в молчании. Перед тем, как расстаться, Тамара сказала, что отпросилась с работы на весь завтрашний день, а своих проводит утром. И пригласила его к себе.

— Часов в десять. Придешь?

— Хорошо, — согласился он просто — как будто давно ждал приглашения. — Этот твой дом?

— Ой, верно, — прошептала она. И сказала номер квартиры, какой подъезд и этаж. — До завтра, Игорь?

— До завтра, Тамара!

День сходил на закат; тускнело и наливалось синевой небо, в кустах и под деревьями густели тени. Загорались окна домов, мигали подфарниками и красными стоп-сигналами машины на дороге. Игорь шел размягченный, не спеша. Дышалось легко, и только в одном месте у высокого забора навеялась некая прогорклая струя, словно поблизости жгли автопокрышки.

Впереди у тротуара стояли три парня, окружая четвертого, явно не из их компании. Этот четвертый держал обеими руками портативный магнитофон, из которого звучала ритмическая бодрая музыка. Двое из троицы были невысокие, один с обшарпанным вздутым портфелем, другой в пестрой, словно сшитой из нерусских газет рубахе, и третий долговязый, худой, с сигаретой в зубах. Троица, похоже, вознамерилась отобрать у парняги магнитофон, все наигрывавший музыку.

— Не надо… Не мой! — резанул Игорю слух плаксивый голос того, с магнитофоном.