Лев Трутнев - Живи и радуйся

– Погодь чуток, – Паша придержал меня, – надо хлысты взять. Я их, как к тебе идти, вырубил и под плетень положил.

– Что за хлысты? И зачем?

– Узнаешь, – Паша подмигнул, – не торопись.

Под плетнем лежали длинные, вроде удочек, ивовые прутья. Забрав их, мы двинулись к озеру.

Огромное солнце облило неистовым светом всё приозерье, золотя травы и маковки камышей, заслонявшие зеркально светящийся плес. У куста чернобыльника мы сняли штаны и полуобнаженные двинулись к берегу. Мягко запружинил прибрежный мох, по щиколотку охватывая погружавшиеся в него босые ноги. Теплая водичка плеснулась на пальцы. Больше и больше. Я не сводил взгляда с идущего впереди Паши, точь-в-точь копируя все его движения. Вот он пригнулся, раздвигая руками реденький береговой камыш. Видно стало и весь размах мелководья, и множество плавающих на нем уток.

– Бежим! – скомандовал Паша, и мы вмиг вынеслись из зарослей на открытую воду.

Несколько утиных выводков оказались совсем близко от нас.

Паша дико заорал и хлестанул пару раз прутом по воде. Что тут поднялось! Напуганные нашим мгновенным появлением и резкими хлопками, похожими на выстрелы, все летающие птицы заметались над водой, а хлопунцы, далеко отплывшие от спасительных камышей, поныряли в густоту ряски.

Паша, подняв прут, остановился и стал оглядываться. Я принял ту же позу, пока еще ничего не понимая. Несколько напряженных мгновений, и из воды в разных местах стали выпучиваться блестящие от влаги кудельки водорослей. Не трудно было догадаться, что под ними затаились вынырнувшие хлопунцы.

Высоко поднимая ноги, чтобы не плескать воду, Паша стал подкрадываться к одной из таких куделек. Я наблюдал.

Приблизившись к ней шагов на пять, Паша со всего размаха хлестанул по той ряске прутом, и из под неё вывернулся вверх брюшком хлопунец. Он еще трепыхался, когда Паша схватил его. Утенок был уже со взрослую птицу, полностью оперенный, лишь на крыльях у него торчали синеватые перьевые трубки с кисточками пуха на концах.

– Есть один! – похвастался Паша и хотел еще что-то сказать, но я уже всё понял и начал скрадывать ближнего ко мне утенка.

Удар по воде – и всполох досады: хлопок хлыстом пришелся чуть левее зеленого бугорка. Хлопунец сразу же нырнул и ушел под водой куда-то в сторону.

– По-стариковски получилось, – заметил мою неудачу Паша, – резче надо и точнее. Пробуй еще…

Мир для меня сфокусировался на этих маленьких кудельках из водных трав – и звуки, и свет были бессильны перед острым мигом возможного овладения добычей. Еще две-три неудачи и дело наладилось, пошло…

К заходу солнца, к тому времени, когда возвращалось с пастбища наше единоличное стадо коров и нужно было встречать истомленную за день скотину, у нас с Пашей было чуть меньше дюжины хлопунцов на двоих.

И что удивительно: наши ли былые удачи в охоте с Кольшей, редкие ли успехи в ребячьих поисках мясного приварка к нашему пропитанию – сгладили мои налетные чувства жалости, и даже к убитым хлопунцам я относился, как к желанной добыче, так необходимой нам в столь нелегкое время.

Перво-наперво, что нас всколыхнуло в самом начале учебного года, это появление нового директора школы и нового классного руководителя. Директриса – Анна Степановна, и наш классный руководитель – Екатерина Дмитриевна, были из эвакуированных ленинградцев и уехали домой вместе со всеми. Новый директор оказался из своих, деревенских, фронтовик, списанный из армии по кому-то ранению, звали его Иван Иванович Сусальников (позже, в разговоре учеников – просто Ван Ваныч). А классным руководителем стал тот безрукий танкист, что рассказывал нам про танковые бои – Михаил Михайлович Соснов (заглазно, для сокращения – Мих Мих), то же наш однодеревенщик.

Раньше я сидел за партой с Мишкой Кособоковым. Но после того памятного сева мы как-то сблизились с Антохой Михеевым. Он и плюхнулся со мной рядом с первым звонком.

Мих Мих, читая наши фамилии в журнале, пристально рассматривал каждого и, закончив список, поднялся.

– Я вижу, – начал он, – у нас немало девочек, и сидят они друг с другом. То же самое и ребята. Это дает лишний повод для разговора во время уроков и отвлекает от усвоения знаний. Давайте будем пересаживаться: девочки перейдут за одну парту к мальчикам на добровольных началах, мальчики – к ним. Я думаю, что они между собой не особенно разговорятся.

Это было второе новшество, всколыхнувшее нас. Но с учителем, да еще и в классных руководителях, не поспоришь.