Владимир Казаков - Воскрешение на Патриарших

Игорь лихорадочно думал, стоит ли удивляться метаморфозам, творившимся вокруг него в этом странном месте. Это непередаваемо-удивительное чувство реальности осознания чуда. Между тем все пространство около особняка покрылось толстой ватой снега. Что творилось вокруг, изменилась ли вся остальная Москва, или это чудо действовало только в строго ограниченном пространстве, Игоря не интересовало совершенно.

Вдруг в голубоватый снежный сугроб перед ним ударил луч солнца, он начал таять, обнажая в узорах льда и капели зимующие под ним копны рыже-буро-зеленой травы. Эта трава расправлялась, начинала яростно давать новые побеги, земля покрывалась свежим покрывалом и через пару секунд закончила вселенский цикл обновления. И предстала перед Игорем опять в своей прежней, зеленой красе.

Неожиданно он увидел себя на берегу реки, лежащим на коленях девушки. Он часто, много, много лет видел эту картинку, но всегда не мог разглядеть лицо той девушки. Оно всегда ускользало, менялось в чертах, казалось дрожащими линиями то одной девушкой, то другой. А вот сейчас неожиданно он увидел ее лицо совершенно четко. Впервые в жизни так отчетливо и ясно. Он ее сразу узнал. Да и как он мог не узнать ее. Игорь улыбнулся ей. И она улыбнулась ему в ответ. И солнечные зайчики пробежали по ее веснушчатым скулам.

Игорь, потрясенный, опустился на колени. Он смотрел на шевелящиеся от легкого майского ветерка стебли разнотравья и ждал.

– Ежик, ежик… Боже, помоги мне…

Москва – Репихово – Минск – Москва

– Форма! Именно форма! Как я это сразу-то не понял! – Олег Николаевич Майоров так разволновался, что остановился и хотел резко ударить ребром ладони по водосточной трубе. – Форма сама дает содержание!

В ту же секунду он увидел на трубе отвратительную вмятину. Бить по битому сразу расхотелось. Олег Николаевич выдохнул и посмотрел по сторонам, не видел ли кто его мальчишеский замах, но переулок был пуст. На перекрестке впереди, как и во всем Леонтьевском переулке, действительно не было ни машин, ни людей.

«Так пустынны бывают переулки только во второй половине жизни, – подумал Олег Николаевич. – Какой бред я несу».

Держа ладонь как перчатку, он потер ее большим пальцем левой руки и зашагал к перекрестку. В такие моменты город становился похожим на топографическую карту, на обезличенный план местности. Это странное чувство пустоты и схематичности мира длилось уже минут пять, становилось страшновато и не по сезону холодно.

Но затем в вытянутом вверх прямоугольнике окна справа вздрогнула занавеска и выглянула серая лапка котенка. В палисаднике ветер чуть кувыркнул листья ясеня. Из-за угла, вертясь и подпрыгивая, выскочила белобрысая девочка. За ней показалась ее мама, которая бережно, как пони под уздцы, вела маленький велосипед. Жизнь показала, что она есть.

День складывался удачно. Олег Николаевич писал рассказ. Ему показалось, что нужно сделать его по-особому – найти нужную форму, и тогда текст сам потащит за собой автора. А рассказ был важен. Он был не простой. Об отце. Историке и писателе Николае Ивановиче Майорове. В журнале «Октябрь» отмечали какой-то юбилей, вспомнили об отце и позвонили ему. Благо в журнале числился его институтский приятель, Андрей Александрович.

– Давай, сооруди что-нибудь. Типа нон-фикшн, с художественным уклоном. Шестидесятники, интеллигенция, борьба с совестью… Сейчас это пойдет, – говорил по телефону Андрей Александрович.

– Какая борьба с совестью?! – удивился Олег Николаевич.

– Ну какая… Отец же твой страдал? При советской власти? Кстати, он пил?

– Нет, – удивленно ответил Олег Николаевич. – Редко, в компании. А что?

– Жаль, – искренне сказал Андрей Александрович. – Ты уж прости, но если бы писатель, историк, такой как твой отец, пил, было бы гораздо лучше.

– Кому лучше?!

– Да ладно тебе, Олег, ты же понял меня. Давай, короче, пиши эссе, или рассказ, или что-то этакое. Ты можешь.

После этого разговора Олег Николаевич, чтобы понять, как ему соорудить эту нон-фикшн, и решил прогуляться к бывшему дому отца. Бывшему не только потому, что отца давно нет на свете, а оттого, что и от дома того мало что осталось. В период тотального уничтожения центра от отцовского дома оставили лишь благородный фасад, остальное все снесли и запихнули внутрь бизнес-центр. Отец жил в Столешниковом переулке.

– Центрее некуда, – задрав куцый нос, рассказывал дворовым приятелям маленький Олег Николаевич о походах к отцу. С женой Ольгой Николай Иванович расстался вскоре после рождения сына Олега. Николай Иванович хотел назвать сына Игорем. Но Ольга настояла на Олеге. Ольга с сыном уехали в кирпичную пятиэтажку на окраине. Несмотря на развод, маленький Олег Николаевич довольно часто бывал у отца.