Владимир Казаков - Воскрешение на Патриарших

© В. Казаков, 2019

© ИД «Флюид ФриФлай», 2019

© П. Лосев, оформление, 2019

– Вчера был странный день: сначала я проехалась в метро. Машина в сервисе. Ко мне подсел очень интересный мужчина, наклонился к уху и сказал: «Можно я тебя дерну за косичку?» Ты меня слушаешь?

– Конечно, Жень, – ответил Игорь, зажал плечом трубку и попытался достать сигарету. – Слушаю, слушаю.

– Ну вот, он и говорит, а что такого, он, мол, преподаватель консерватории и у него хорошее настроение. А я ему ответила, что если он сейчас это сделает, я его укушу! Потом дочь призналась, что хочет выдать меня замуж за мужчину с ребенком ее возраста, потому что ей скучно. Потом бывший муж предложил опять выйти за него замуж. Представляешь?! Потом друг моей подруги часа три изливал душу по телефону и буквально заставил, чтобы я тоже открыла бутылку вина. И выпивала с ним по телефону. Для лучшего понимания. Потом он прислал очень интересный текст.

– Да просто жуть, – Игорь наконец прикурил и сел в кресло. – Что за текст?

– Да это не важно! Интересный. Может, мне правда выйти замуж еще раз?

– За друга подруги?

– За преподавателя консерватории! Ты чего там, совсем?! За мужа бывшего!

– Понимаешь ли, Женьк, если ты выйдешь замуж за собственного бывшего мужа, то твоей дочке по-прежнему будет скучно, потому что ребенок ее возраста – это она и есть.

– Да?! Ну да. Чет я не доперла. Ай, да ладно. Собственно, чего я звоню: этот друг, ну Митька, хочет, чтобы ты почитал текст.

– Нафига? Не, Жень, ну его. Я так спросил.

– Там роман. Я полистала, интересно.

– Тем более роман. Зачем мне дурь всякую читать?

Женя радостно захихикала:

– Точно, дурь – прям из дурки! Митька – врач, психиатром устроился в дурку. В семнадцатую. Наркологическую на Варшавке, знаешь?

– Слышал. У меня там приятелей провалялось – полк, не меньше. Ну и что твой Митька написал нового из жизни алкашей?

– Да это не он написал. Он там всего два месяца работает. Принимал отделение, то-се. И рукопись эту нашел, из алкоголического творчества. Там здорово – я сама местами зачиталась. Ну, слать тебе? Он очень просил меня тебе подсунуть. Ты же в этом сечешь.

– В алкоголиках или рукописях?

– Да какая разница! Ой, слушай, подруга только что в аське написала: одна девушка просыпается в три часа ночи в студенческом общежитии от дикого смеха. Она идет в комнату напротив, откуда и раздается смех. Заходит и видит, что на полу сидит сокурсница и хохочет, на кровати под одеялом прячется молодой человек. Девушка спрашивает: «– Вера, что случилось? – Представляешь, трахаюсь с этим чудиком и спрашиваю: ты кончаешь? А он мне говорит: – Нет, я еще только на первом курсе». Смешно, правда? На первом курсе… все, посылаю текст и убегаю. Чмоки!

На экране ноутбука, стоявшего на журнальном столике, тренькнув, замигал конвертик. Игорь кинул трубку на кровать и, елозя задом, начал двигать кресло к столику. Можно было встать и подвинуть, но тогда надо тащить и пепельницу, а это сильно ломает. Лень. А можно дотянуться и наоборот, подвинуть столик к креслу…

Игорь наконец закончил сложные телодвижения, выдохнул, почему-то утомившись этим дурацким процессом. Подвел стрелку курсора к конвертику. В прихожей заблеял домофон. Придется все-таки встать!

– Ну…

– Надевай штаны. И мы шагнем шире, чем Монголия. Я внизу!

Навязчиво бодрый голос его приятеля Николаши совершенно не подразумевал иной трактовки действий. Игорь и сам это прекрасно понимал, поэтому, не ответив, поплелся надевать штаны и прочую походно-разгулянную дребедень типа майки, кроссовок.

Если Николаше отказать, он ввалится в квартиру и пьянка вспыхнет здесь, у него. А это совершенно ни к чему. Что пьянка неминуема, как лошадь Пржевальского, это было ну совершенно понятно. Пока Игорь спускался в лифте, у него шмыгнула мысль: при чем здесь лошадь Пржевальского?! Наверное, при том же, при чем у Николаши – Монголия.

Шагнув из подъезда в сладкую вату послеобеденной жары, Игорь сразу же уткнулся в притоптывающего на самом солнцепеке Николашу.

– Сколько можно ждать?! Я тут… а ты… там… – круглое, немного веснушчатое лицо приятеля обидчиво плавилось гуттаперчевой маской. – С утра терплю, а ты…

Он подрагивающей потной рукой раскрыл слипшийся пластиковый пакет. Там как-то погибше и жалостно, в тон Николашиного настроения, терлись боками две бутылки дешевенького вискаря «Белая лошадь». Игоря тоскливо передернуло: