Йоав Блум - Руководство к действию на ближайшие дни

Надо же, я снова сижу.

Как хорошо сидеть.

Пожилая женщина наливает в ложку еще какую-то жидкость и при этом нараспев приговаривает: «С ложкой виски можно проглотить любое лекарство». Звучит логично – и в то же время дико.

Я втягиваю виски-суп, которым она поит меня из ложки.

– Надо бы остановиться, – говорит она. – Он пьян в стельку. А то не дай бог доведем его до алкогольного отравления.

Кому старуха это говорит?

А, этой вот.

С этой я тоже хочу поговорить.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает красотка, и я показываю ей большой палец.

Летчик из соседнего самолета показывает мне большой палец в ответ. Он мне нравится. Хотя мы с ним и соревнуемся – кто собьет больше вражеских самолетов, – но у нас все по-дружески. Только позавчера мы вместе сидели на солнце и пили холодное пиво. Воздух был горячий, прямо раскаленный. Как тогда, когда я вбежал в горящий дом, чтобы спасти того ребенка. Каким жаром все пылало! В подобных ситуациях обостряются все чувства и жар кажется еще нестерпимее. Обоняние тоже обостряется. Я до сих пор помню запах дымного пороха – после того, как вытащил друзей из пожара в Ленинграде. Да, там я чуть не сгорел.

Интересно: я что, думаю вслух? Или мой голос звучит только у меня в голове?

Они смотрят на меня – так что, наверное, я говорю вслух.

Но мне кажется, что я думаю, а не говорю. Ну ладно. Наверное, я подустал.

Вот бы стаканчик холодной воды.

Я скачу верхом на Сальвадоре – это мой верный конь, – а передо мной за горами – замок. На фоне яркого ночного неба он выглядит как огромная обломанная деревянная щепка. Замок торчит из земли, как Эйфелева башня. Отбрасывает тень на землю. Может, у меня осталось немного воды. Я попью холодной воды и на стрельбище. Сегодня мы тренируемся стрелять из двустволки. Ну, то есть это они тренируются, а я их экзаменую. Но я тоже стреляю, потому что люблю состязаться с ними. Кто лучше поражает мишени, кто быстрее разбирает и собирает ружье.

Как дела?

А что, если я пьян? И хочу прилечь?

Нет-нет. У меня все хорошо. Чувствую себя отлично, честное слово.

А у тебя как дела?

Ты слышишь меня, или мой голос звучит только у меня в голове? Кивни или подай еще какой-нибудь знак, чтобы я знал.

Знаешь, сколько нервных окончаний на губах? Тьма! Они расположены там куда теснее, чем в любом другом органе тела. На нижней губе их чуть больше, кстати. И они там просто ждут, пока кто-нибудь к ним прикоснется – и что-нибудь произойдет. Спустя столько лет без дела, когда они все ждали и ждали. Если ты теперь подойдешь и поцелуешь их – какая там начнется вечеринка!

Эти рецепторы на моих губах – как усталые солдаты-резервисты, которые все шутят, что поцелуй – это вроде прикосновения пластикового стаканчика, не более того. Но если ты меня поцелуешь – они испытают потрясение всей своей жизни.

Тысячи нервных окончаний, которые привычно окопались в слизистой губ, вдруг подпрыгнут в панике. «Не может быть! – скажут они, – этого не может быть». Но когда они поймут, что это происходит на самом деле, они возликуют: «Это было! Это было!» – и будут снова и снова подпрыгивать в своих окопах, как будто не веря, пока им не скажут: «Нужно рассказать мозгу!» – и тогда они снарядят делегацию импульсов, и те понесутся, как вихрь. Гонцы примчатся ко входу в мозг, к воротам разума, и будут колотить кулаками в двери. Изнутри спросят: «Кто там?» – и когда они ответят: «Это мы! Мы от рецепторов губ!» – то услышат, как там, внутри, смеются.

– Да что вы! – скажет привратник. – Все же знают, что у Бена рецепторы губ бездействуют.

И они закричат, примутся убеждать и объяснять – пока он не уяснит, что произошло. А может быть, ты в это время продолжишь целовать меня, не понимая, почему от меня так долго приходится ждать реакции. Но не волнуйся: реакция наступит. Ворота отворятся, привратник извинится, и эти сумасшедшие импульсы ворвутся внутрь и поскачут в зал, где сидит королева Сознание, и там спешатся, поклонятся, и королева спросит: «В чем дело?» – и они – голосом, сдавленным от возбуждения, от ощущения исторического момента, оттого, что это в первый раз, – ответят: «Нас поцеловали».

Солнце еще не взошло, но небо уже просветлело. Между домами оно стало голубоватого оттенка.

Оснат оперлась на стену у входа в «Неустойку», ее овевал холодный ночной воздух. Она рассеянно поднесла руку ко рту и откусила еще кусочек лакричной палочки.

У каждого есть мелкие грешки, от которых он избавился в прошлом и к которым возвращается, когда нуждается в быстром утешении. У кого-то это сигарета, у кого-то алкоголь, у Оснат – лакричные палочки. Пристраститься можно к чему угодно. Умные люди просто выбирают правильные объекты пристрастий. Лакрица, может, не самая правильная вещь, но это далеко не самое худшее, решила когда-то Оснат. Так, привычка средней вредности.