Денис Горелов - Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката

Он создал славу деревенскому детективу Анискину, который до того расследовал хищения клубных аккордеонов. На десятилетия занял делом легионы юных оболтусов (хорошо еще, наша промышленность не делала резиновых масок – а то страна превратилась бы в один сплошной Хэллоуин). Дал имя банде братьев Толстопятовых, грабивших ростовские сберкассы с кустарными автоматами и чулками на голове, и героя – криминальному чтиву Б. Акунина.

Инициал «F» обратился в «Ф». Все русские слова с этой буквой – заимствования (флот, фашизм, фигура, форточка), но иноприродный Фантомас стал фактом именно русской культуры, русского бесовского фольклора, русских потешных страхов в ночь перед Рождеством.

«Все свободны – а вас, гражданин Ф., я попрошу остаться».

Франция, 1952. Fanfan la Tulipe. Реж. Кристиан-Жак. В ролях Жерар Филип, Джина Лоллобриджида, Ноэль Роквер. Прокат в СССР – 1955 (33 млн чел.)

Плут с косичкой, герой галльского комикса об эпохе Людовиков, топчет поселянок, мораль, службу, дисциплину, дубовую прусскую конницу и прицеливается на королевскую дочь, раз уж ему наобещала такое цыганка (Лоллобриджида, приглашенная во французский фильм за таранные сиськи). «И еще он против войны!» – зудят святоши советского киноведения: тем, кто у них там против войны, у нас дозволено все, даже косичка. И принцесса будет его, и цыганка будет его, и Франция его, и Россия его, а и кто б сомневался.

Фанфана потом раскрутит в бесконечный изороман журнал «Пиф» – с прыжками с верхотуры на сеновал, раскидыванием гвардейцев котлом на цепи и прочим утверждением самостояния французских низов. Так что рисованной мордочке мсье Жерара торчать из всех французских киосков и через многие десятилетия после его безвременной кончины в пушкинские 37 (не дожил неделю). Главное они с Кристиан-Жаком успели: скрестить безродного зубоскала с вянущей династией (в кадре правил Людовик Пятнадцатый, а на Шестнадцатом, как многие помнят, все и закончилось).

Грохнув монархию и растащив ее активы, от севрского фарфора до личных поваров [22] Первые рестораны, как известно, породила великая революция: лишившись господ, личные кулинары опростились и пошли харчевать плебс. , по хатам и общественным надобностям, Франция исполнилась самого подобострастного роялизма. Шаловливые байки о королевских нравах, королевских охотах, королевских прихотях и транжирстве счета не знали – причем если страны с действующей монархией норовили миф вульгаризировать (истории, как «Катька-императрица задрала подол», гуляли у нас еще при самой Катьке), у республиканцев вошло в привычку безбожное огламуривание свергнутой тирании. Сейчас тем же заняты Австрия и Россия – но французским россказням о Версалях, форейторах, стриженых кустарниках и бархатных полумасках скоро двести лет в обед: снявши голову, почти тотчас же стали плакать по парикам.

Однако обретенный в те же давние годы французский демократизм бурлил, брыкался и требовал долю – понуждая беллетристику массово скрещивать двор с народными самозванцами (оттого они так истово любят Наполеона; назовись Ленин царем и пошей себе мундир с позолотой – тоже сейчас был бы героем).

Оттого же пятнадцатый Людовик в кино и шагу не может ступить без Фанфана. Тот сваливается к нему на военный совет из дымохода, прыткой скачкой туда-сюда ломает всю диспозицию генерального сражения, спасает принцессину карету в лесу от разбойников точь-в-точь как годы спустя Шурочка Азарова в «Гусарской балладе» (конечно, шурочкины прыжки, сабельная рубка поверх кареты и скачки по театру военных действий наискосок навеяны Фанфаном). «Ну, пусть и будет пока при мне, раз уж от него никудашеньки не деться», – рассудит монарх, хотя бы в беллетристике решив историческую дилемму верхов, которые не могут, и низов, которые очень-очень хотят.

Да, Тюльпаном его вместе с дарованной одноименной брошью нарекла маркиза де Помпадур, которой не оторвали голову в революцию только из-за удачной кончины на 27 лет раньше.

Цыганка стала приемной королевской дочерью, а Фанфан, стало быть, приемным зятем, счастья баловнем безродным и капитаном Аквитанского полка – ассимилировав весь свой дворняжий напор в упрочение отжившего строя, за что советская власть его бы по головке не погладила.

«Да, но он же против войны!» – вскричали в целях справедливости мирные советские киноведы.

«А, тогда ладно», – буркнуло начальство, которому только сан велел краситься под бурбонов, а по жизни ужас как хотелось поглазеть на придворный вертеп, фаворитизм и как там настоящие монархи между собой чаевничают. В конце концов, правящий в то время Хрущев и сам, по большому счету, свалился на королевский совет из дымохода и был приближен к трону исключительно за босяцкое нахальство и авантюризм.