Сергей Шустов - Бах

И дело тут осложнялось той маленькой, но важной деталью вопроса. Ведь друг подразумевал не тех, кто неожиданнно услышал что-то баховское, а до этого ничего не знал и не слышал «из Баха». А подразумевал он таких, кто знал, слышал, давно был знаком, но — относился спокойно, прохладно, без всяких чувств… А потом вдруг — «прозрел»! Как, наконец, этот тайный процесс происходит? Какие условия нужны для его запуска и успешных результатов?

Я чистосердечно признался Другу:

— Увы, не могу точно назвать таких известных мне случаев… Сам вот я — со второго класса музыкалки, стыдно сказать… А что? Почему такой внезапный вопрос?

— Да я вот всё пытаюсь понять для себя: пропащий я человек для этого процесса? Или еще не всё для меня потеряно?…

И вновь в моей голове зароились мысли, давно вынашиваемые… О проводнике, помогающему конкретному человек «прийти» к этой сложной музыке и полюбить ее.

А вот еще в таких беседах — сказываются различия в возрасте! Думаю, уважаемый читатель замечал, что в разном возрастном периоде нам нравится совершенно разная музыка. Это касается как жанров, стилей и композиторов, так и сочинений внутри творчества отдельного автора. Взять, к примеру, нашего Баха! В ранней юности нас всегда поражают, прежде всего, органные произведения. Их мятежный дух, могучее рокотание страстей приходятся, вероятно, весьма кстати бурно формирующемуся миропониманию.

Но именно в этот период молодые люди, как правило, категорически не приемлют вокальное искусство. И я даже не могу внятно для себя объяснить — почему это так? Ни опер, ни оперетт, ни кантат с ораториями (в случае Баха) эту возрастную группу не заставишь внимательно и с удовольствием послушать ни за какие коврижки. Чуть позднее, в стадии взросления приходит вкус к оркестровым произведениям — и длится он довольно долго. Спросите людей в возрасте примерно 30—40 лет, знакомых с творчеством нашего героя, какая именно музыка из баховского наследия им по душе? И большинство назовет Бранденбургские концерты. И уж точно — какие-то части оркестровых сюит или скрипичных (или клавирных) концертов. Чаще всего — Адажио или Анданте. И даже в Кантатах они выбирают (благо Бах и это легко позволяет своей «партитностью»! ) инструментальные «синфонии» и «концерты», предваряющие основное вокально-хоровое действо…

Далее, по мере эволюционного и онтологического развития (как сказали бы биологи и психологи), меняются и наши пристрастия и вкусы. Слушатель начинает исподволь замечать, что его привлекает все более вокальная музыка — нежные, проникновенные арии Кантат и могучие, торжественные хоры Страстей. В зрелом возрасте, ближе к старости, умудренный житейским опытом и обогащенный знанием человеческих характеров, человек вдруг находит отклик в своей Душе обычному человеческому голосу, что ранее не бывало никогда! Словно Бах начинает разговаривать со слушателем еще и интонациями настоящего собеседника. Оркестры отодвигаются на второй план. А вот уже к старости возможен приход успокоенного и умиротворенного слушателя к баховской Вершине — чистым контрапунктам «Искусства фуги». Кто не согласится сейчас со мной, прошу Вас — послушайте в спокойном состоянии хотя бы XIV контрапункт. И космос вновь распахнется перед Вами — мудрый, безбрежный и несколько отстраненный от всех земных сует и бед…

Конечно, как и во всяких теоретизированиях, и здесь, в этой «теории возрастной привязанности» есть (и должны быть!) исключения. Но я ни разу лично не встречал молодого человека, искренне понимающего и восхищающегося холодно-космическим «Искусством фуги» ранее всего другого, что он слушал у Баха. А вот, пожалуй, клавирные сочинения Баха — и, особенно, Хорошо темперированный клавир и Гольдберг-вариации — приходятся по вкусу (и по зубам!) любому возрасту.

Причем, сразу же нужно уточнить, что мы принимаем ситуации, в которых люди-слушатели-собеседники реально знают обсуждаемый предмет. Потому как часто сейчас можно встретить особ, способных разглагольствовать о чем угодно, совершенно (на поверку) не представляя суть обсуждаемого. Выпущено, говорят, даже пособие «Как убедительно рассуждать о книгах, которых вы никогда не читали». Поэтому, когда мой собеседник весьма безапелляционно вдруг заявляет, что типа — «ненавидит кантаты» или «умиляется баховским канонам», у меня возникает рефлекторно сразу два желания-вопроса. Первый: узнать, ЧТО именно он слышал из кантат и канонов, пусть назовет, укажет, сошлется, раскроет, так сказать, тему… И, второе: в чем заключается это неприятие? Как можно выразить это умиление? Если и тут собеседник ничего внятного сообщить не может, кроме мычания и общих фраз, то подозрение мое сменяется безразличием. Ибо пустоту не стоит и обсуждать — она и есть пустота! Музыки должно быть всегда явно больше, чем слов о ней.